Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы

Во второй половине 30-х гг. (как и в конце 20-х – начале 30-х) в политическом руководстве СССР все еще имелись, как минимум, два подхода к контактам с Германией. Если первый, направленный на максимальный альянс, олицетворяли Сталин, Молотов и осуществлявшие их линию Радек, Канделаки и другие, то второй был представлен прежде всего наркомом иностранных дел Литвиновым, считавшим, что компромисс с Германией должен все-таки иметь определенные границы, и группой военачальников во главе с Тухачевским. В советском руководстве не было четко оформленной альтернативной – «антигитлеровской» – линии, но были люди, исповедовавшие иные, чем Сталин, подходы и принципы в международных делах.

Однако в тоталитарных условиях сталинской системы никто, кроме самого Генсека ВКП(б), не мог реально воздействовать на советский курс в отношении Германии (как и в целом на советскую внешнюю политику). Молотов и Ворошилов являлись по сути лишь проводниками его воли.

С начала 1937 г. советская дипломатия начала дрейф в сторону изоляционизма. В марте 1938 г. эта линия безусловно возобладала. «Через очень короткое время европейский континент будет принадлежать немцам, которым будут противостоять лишь Англия и Советский Союз», предсказывал нарком М. Литвинов [503].

4 февраля 1938 г. Гитлер сместил с занимаемых постов имперского военного министра генерал-фельдмаршала фон Бломберга и начальника Генерального штаба сухопутных сил барона фон Фрича и принял командование вермахтом непосредственно на себя. Так сильнейший институт государства потерял свою профессиональную – военную самостоятельность. Под непосредственным влиянием рейхсканцлера оказалась и дипломатия: в 1938 г. он, начав захватнические действия против соседних стран, назначил имперским министром иностранных дел «радикала» Риббентропа вместо «умеренного» барона фон Нейрата. После аншлюса Австрии в 1938 г. Гитлер стал стремиться к ликвидации Чехословакии как самостоятельного государства. «Гитлеризация Австрии предрешила судьбу Чехословакии» [504], – ориентировал Литвинов полпреда в Праге. «Судьбу Чехословакии можно считать предрешенной», – соглашался тот [505].

Сначала Гитлеру пришлось довольствоваться частичным решением: Германия получила Судетскую область, которая была занята 1 октября 1938 г. Вскоре чешские Богемия и Моравия были оккупированы и превратились в так называемый протекторат рейха [506].

Гитлер в конце 1938 г. не оставил ни йоты сомнений по поводу перспектив отношений с СССР: «Особенно важен для разгрома России вопрос времени… Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей и плохо подготовлена и когда русским приходится преодолевать большие трудности в военной промышленности, созданной с посторонней помощью» [507].

«Тем не менее и сейчас нельзя недооценивать русских. Поэтому немецкое наступление должно вестись максимальными силами. Ни в коем случае нельзя допустить фронтального оттеснения русских. Поэтому необходимы самые решительные прорывы» [508].

Характерно, что и в советском внешнеполитическом ведомстве произошли принципиальные изменения. Сталин не остановился перед снятием Литвинова с поста наркома по иностранным делам и заменой его Молотовым, до этого назначения возглавлявшим Комиссию обороны Политбюро. Это случилось в начале мая 1939 г.

Позиция советского военного ведомства основывалась на двух, молчаливо принимаемых, допущениях. Во-первых, военное планирование исходило из предпосылки, что хотя потенциальным противником может оказаться любая комбинация империалистических держав, реальными мишенями для Красной армии могут быть только лимитрофы и ей нужно готовиться пройти их «крест накрест» [509].

Таким образом, наркомат обороны был ориентирован (и ориентировал других участников выработки внешнеполитических решений) на подыскивание оправданий для своей агрессивной позиции в отношении соседних стран. Во-вторых, военные исходили из того, что любая неподконтрольная им сила может оказаться враждебной. Стремление Польши избежать преждевременной конфронтации с Германией и СССР и превращения своей земли в поле их столкновения оказывалось достаточным основанием для того, чтобы считать ее разгром первоочередной задачей Красной Армии.

Наконец, основой военных приготовлений являлся изоляционизм, исключавший учет интересов других государств: «Войне противостоит только Советский Союз, только мы и наша славная Рабоче-Крестьянская Красная армия» [510], – постулировал нарком обороны Ворошилов.