Хлестким ударом вьюна ей запечатывает рот, когда я слышу голос Льера:
— Лавиния…
Его дыхание на моей щеке отрезвляет, и я отпускаю корень, впивающийся в шею рыжей.
Аурихэйм изменил меня. Он вывернул меня наизнанку и вытащил из меня самые темные стороны, о которых я даже не подозревала, но он же подарил мне любовь. Чувство, которое я впервые по-настоящему испытала рядом с мужчиной, который по-прежнему сжимает мои плечи. Я вижу, как его лицо искажается от боли, и как он начинает оседать к моим ногам. Я не позволяю, вцепившись в него, мы вместе сползаем на землю, и я оказываюсь у него на груди.
В ушах до сих пор звучат слова Ирэи, и чьи-то еще.
Кажется, об этом рассказывала Лизея: от пыльцы иартины нет противоядия. Это — смерть для любого элленари.
Нет. Я не позволю ему умереть.
Нет!
Жизнь здесь сильнее Смерти, я справлюсь!
Тянусь к нему всей своей магией, пропуская сквозь себя, отдавая, впитывая и отдавая снова, на пределе возможностей. Горящее в моих ладонях тепло уходит в его тело без остатка. Живая сила льется сквозь мои пальцы, но ничего не происходит.
Как такое возможно?!
Льер судорожно сжимает мою руку, словно пытаясь что-то сказать, короткий взгляд глаза в глаза обрывается, как удар сердца у меня под ладонью. Лес, раскрывшийся всеми красками цветов и жизни, принимает меня, но не может помочь ему. Неестественная воцарившаяся вокруг нас тишина звучит в ушах набатом.
— Ваше аэльвэйрство! — голос стихийника заставляет вздрогнуть.
Я вижу стремительно чернеющую траву и вздрагиваю: моя магия вытягивает жизнь, чтобы вернуть ее Льеру. Тщетно.
— Нет, — шепчу я. — Нет. Нет. Нет… Пожалуйста.
Сердце под ладонью по-прежнему не бьется. Не бьется несмотря на то, что я снова и снова вливаю в него всю себя, всю силу природы, всю родовую мощь Двора Жизни.
Арка!
— Мне нужно к Арке, — сдавленно вздохнула. — К Арке. Пожалуйста.
— Ваше аэльвэйрство, — кузнец покачал головой. — Уже ничего не исправить.
— Нет, — мой голос не похож на мой. — Нет. Помогите мне!
Я чувствую себя пустой. Словно это по моим жилам только что бежал яд, выжигая жизнь и все силы. Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного. Никогда не чувствовала ничего похожего.
Меня как будто выпили, и замершее под моей ладонью сердце словно заморозило мое.
Мгновение элленари смотрел на меня, а потом поднял Льера на руки. Короткая вспышка портала — и вот уже мы стоим перед Аркой. Она снова жива, я бы сказала больше, она полна сил. Тщетно вглядываюсь в нее, но Эртея не появляется.
Как?
Что я должна сделать?
Как Льер отдал свое бессмертие, чтобы жила я? Возможно, мне нужно остаться одной?
— Уходите, — командую я.
Мне все еще не верится, что этот голос — полный силы — мой. Не могу я говорить так уверенно, когда Льер мертв.
Он не мертв, нет!
Все можно исправить.
Это же Аурихэйм.
За спиной раскрывается вспышка портала, а я шепчу:
— Эртея, пожалуйста! Пожалуйста, помоги!
Тишина.
— Пожалуйста! — кричу я. — Пожалуйста, ты же творишь чудеса…
— Чудеса?
С губ сорвался вздох облегчения.
— Пожалуйста, — я чуть не разрыдалась, когда вновь увидела перед собой призрачные очертания Изначальной. — Я отдам все, что угодно, все самое ценное…
— Не произноси таких слов в Аурихэйме, — она прервала меня. — Особенно когда не знаешь, что для тебя самое ценное.
Самое ценное — Льер. Я чувствовала это, я это знала, и я знала, что он должен жить.
— Ты — гораздо ценнее для Аурихэйма, — заметила Изначальная. — Твое бессмертие положит начало новой эпохе…
— Не положит! — голос снова срывается на крик. — Мне не нужен этот мир без него. Мне не нужно бессмертие! Я хочу, чтобы он жил!
Мой крик подхватывает эхо или ветер, срывая остатки голоса вместе со слезами, а в следующий миг что-то происходит. Ветер возвращается ко мне, ударяя в грудь с такой силой, что выбивает не только воздух, но и способность мыслить, чувствовать, жить. Мне кажется, от меня отделяется самая моя суть, что-то глубоко и бесконечно дорогое, часть меня, которая растворяется в вихре хлынувшей сквозь Арку и мое тело древней магии, а после возвращается, окутывая Льера сиянием такой силы, что я невольно зажмуриваюсь.
Мгновение — и сияние тает, впитываясь в него, а удар сердца в мою ладонь, снова заставляет кричать. Я кричу так, что срываю голос, со стороны, должно быть, это безумие, но это безумие позволяет выплеснуть страх, на мгновение заставивший меня поверить в то, что я его потеряла. Кажется, именно в эти минуты я была как никогда близка к тому, чтобы в это поверить…
Но сейчас его сердце под моей ладонью снова бьется, бьется так сильно, так ровно, так глубоко, что не имеет никакого значения, что было минуту назад. А может быть, вечность. Ничто больше не имеет значения.
— Он не сразу придет в себя, — замечает Эртея.
Мне все равно. Главное, что он жив, что я больше не чувствую этой выжигающей пустоты, не сравнимой даже с той, с которой мне недавно пришлось иметь дело.
— Очень жаль, — говорит Изначальная. — В ночь схождения луны и солнца ты могла бы прийти сюда со своим новым избранником и ощутить истинную силу того, что называют…