Заклятая невеста (СИ)

— Разумеется, нет, Лавиния. Именно поэтому последний год рядом со своим мужем ты делала вид, что у вас счастливая семья.

— Молчали бы вы… про моего мужа.

— Или что? — Он приподнял брови. Глаза опасно сверкнули.

Я вернула ему похожий взгляд и пошла дальше.

— Нам сюда, — это тоже прозвучало язвительно.

Особенно если учитывать, что я почти пролетела поворот в анфиладу.

Нет, похоже все-таки не выходной, потому что этой анфилады я не помнила.

— Рядом с моим мужем меня удерживали обстоятельства, — бросила я.

— Позволь узнать, какие именно?

— Нелегкая семейная ситуация брата.

— Или нежелание показать энгерийскому обществу развод благопристойной леди Лавинии?

— Это сейчас была мораль? — я пересадила котенка на плечо и сложила руки на груди. — Если да, то она прошла мимо, потому что рядом с вами меня тоже удерживают обстоятельства, но сказать, что я лицемерю, я не могу.

Теперь глаза его потемнели, но я только ускорила шаг.

Все, хватит с меня. С чего я вообще с ним разговариваю? Можно подумать, его интересует ситуация в жизни Винсента, или что-то еще. Его аэльвэрству скучно, даже помереть не может, вот и развлекается, как умеет. Осознание этого подстегнуло, как хлыстом, и я пошла еще быстрее. Все, чего мне сейчас хотелось, как можно скорее остаться одной.

У дверей моей спальни, массивных и тяжелых, с резными узорами, Золтер остановился.

— Приведи себя в порядок, Лавиния. Ужинать будем вместе.

— Какая жалость! Я надеялась, что сейчас поужинаю с котенком, а потом лягу спать. Тоже с котенком.

Он усмехнулся.

— Если тебя не устраивает имя, которое придумал я, придумай свое.

— Льер, — сообщила я. — Назову его Льер.

Я влетела в комнату раньше, чем его остолбеневшее аэльвэрство успело открыть свой аэльвэрский рот. Захлопнула двери, отпустила малыша и только после этого привалилась к стене, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.

Унять не получилось: дверь распахнулась с таким треском, что чудом не раскрошилась в пыль. Бъйрэнгал подпрыгнул, я отскочила, но меня перехватили за руку и резко впечатали в свою грудь. А потом так же резко впились подчиняющим, жестким поцелуем в мои губы.

Я задохнулась, попыталась вырваться — и не смогла.

Губы вспыхнули, и вслед за ними вспыхнуло что-то в груди: что-то обжигающее, сумасшедшее, яростное, и… удивительно нежное. Наверное, именно последнее и заставило меня замереть, впитывая каждое мгновение странного и непонятного поцелуя.

Впрочем, поцелуем это назвать было сложно.

По крайней мере, поцелуем в моем представлении.

Ладонь на моем затылке не позволяла мне отстраниться, пальцы скользили по напряженной шее, вверх-вниз — и снова наверх. Под этими прикосновениями рождалась жаркая дрожь, рождалась и сбегала по плечам прямо на грудь, заставляя чувствовать почти невесомую ткань платья, как если бы она была холщовой. Эта дрожь отдавалась в кончики пальцев, в ладони, которыми я упиралась в его плечи, наверное, именно поэтому я чувствовала ее и в нем тоже.

В судорожном вздохе, который мы разделили на двоих, когда по губам скользнул обжигающе-ледяной воздух.

В бесстыдном прикосновении языка к языку, которое тут же сменилось укусом, заставившим вздрогнуть. И тут же, мгновенно — в глубокой, раскрывающей ласке. Его пальцы скользнули по моему плечу, стягивая ткань платья, повторяя скольжение кружева по плечу.

— Лавиния. — Хриплый выдох опалил кожу, и так горящую под его пальцами. — Моя Лавиния…

Никогда не представляла, что мое имя может произнести так порочно, так собственнически-властно, так…

Широко распахнула глаза, ударилась о взгляд темных, темнее чем самая глубокая ночь, глаз. Он смотрел так, словно видел меня впервые, или словно впервые узнал меня такой. Раскрытой, прижимающейся к нему, подающейся навстречу каждой ласке, вжимающейся ставшей безумно чувствительной грудью в его грудь.

Всевидящий, что я творю?!

Осознание случившегося заставило меня замереть повторно, а потом резко, с силой оттолкнуться от его плеч и шагнуть назад.

— Я не ваша, — повторила скорее для себя, хотя прозвучало это…

— Лицемерие. — Он провел пальцами по губам, заставив отхлынувшую было от моих щек краску вернуться на них в двойном объеме. — Это то, о чем я только что говорил.

— Но вам же понравилось, — не осталась в долгу я. — Вам нравится лицемерие, ваше аэльвэрство, признайтесь. Иначе бы вы не пошли за мной и не стали меня целовать.

Глаза его вспыхнули, а затем потемнели: опасно, как тлеющие угли. Он шагнул ко мне, перехватил за локоть и рывком дернул в сторону кровати. Правда, не успел сделать и шага, как снизу раздалось звучное «клац». Золтер подозрительно споткнулся, а я опустила глаза и увидела котенка, который… в общем, он больше напоминал пиранью. С крылышками. С ушами и хвостом, как у кота, но все-таки пиранью, потому что это нечто из животного мира Аурихэйма сейчас вцепилось в сапог его аэльвэрства, плотно сжало челюсти, и так и повисло.

Меня отпустили столь же резко и бесцеремонно, сколь и схватили, и так же резко схватили бъйрэнгала за шкирку. Челюсти котенка сразу же разжались, он зашипел, а я протянула руки:

— Отдайте!