Заклятье древних Маори

— Поэтому, — поспешно прервала его Барбара, — и обращаться с таким человеком следует, как с китайским фарфором, а не глиняным горшком.

— По-моему, это и так совершенно очевидно, — пожал плечами Дайкон.

— Значит, вы со мной согласны?

— За последние шесть лет, — осторожно произнёс Дайкон, — мне только и приходилось, что сталкиваться с различными бурными проявлениями ранимой актёрской натуры. В основном, они изливались на меня, поэтому, в отличие от тебя, я не могу говорить о них с восторженным придыханием. Однако в целом ты права.

— Надеюсь, — вздохнула Барбара.

— Актёров отличает от остальных людей умение давать выход своим чувствам. Они приучены не подавлять их, а выплёскивать наружу. Если актёр разгневан, то он говорит себе: «Черт, ну и зол же я. Вот каков я должен быть, когда рассвирепею. И вот как мне изобразить это состояние!». Это вовсе не значит, что он сердится иначе, чем ты или другая девушка, которая кусает губы или хватается за сердце, а потом, часов шесть спустя, соображает, что нужно было сказать. Нет, он просто все показывает и высказывает сразу. Он не привык сдерживаться. Если кто-то ему нравится, он это демонстрирует нежными речами и мурлыкающим голосом. При сильном огорчении или волнении у него срывается голос. А в остальном он ничем не отличается от простых смертных. Просто он делает все более взвешенно.

— Вы так цинично рассуждаете, — пробормотала Барбара. Глаза её наполнились слезами. Дайкон взял её за руку.

— А знаешь, почему я все это тебе сказал? — спросил он. — Будь я просто благовоспитанным и галантным рыцарем, я бы в ответ на твои слова только безропотно и согласно мычал. Выражая тем самым готовность принести нас обоих в жертву Великому актёру. Как секретарь Гаунта, я тоже должен был бы помалкивать в тряпочку, наблюдая, как ты сходишь по нему с ума. У меня же ничего этого не получается; а все потому, что я безумно влюблён в тебя… Ну вот, Уэбли и твой отец вышли на веранду, больше нам говорить нельзя. Я люблю тебя. И буду любить до последнего вздоха.

IV

Потрясённый собственной смелостью, Дайкон проводил Барбару глазами. Уже на веранде девушка на мгновение обернулась и наградила его смущённым и озадаченным взглядом. И — поспешно скрылась за дверью.

«Значит, я наконец решился, — подумал Дайкон. — И все испортил! Больше она не захочет со мной разговаривать. Начнёт избегать меня. Или наоборот — поднесёт мне дольку лимона на серебряном подносе и, мило улыбнувшись, предложит остаться добрыми друзьями. И поделом мне».

Приглядевшись, Дайкон заметил, что полковник и Уэбли держат какой-то странный предмет. С отдаления он напоминал раздвоенную вилочковую кость огромной птицы, увенчанную пушистым гребнем. Вот за этот гребень они его и держали, отведя от себя торчащие в разные стороны стержни, один из которых был деревянный, а второй тускло поблёскивал на солнце. Священный топор маори, догадался Дайкон!

Уэбли поднял голову и заметил Дайкона, который сразу смутился, как будто застигнутый на месте преступления. Чтобы избавиться от неприятного чувства, Дайкон быстро зашагал к веранде и поднялся по ступенькам.

— Привет, Белл, — кивнул полковник. — Здорово, да?

Он кинул быстрый взгляд на Уэбли.

— Сказать ему?

— Минуточку, полковник, — остановил его Уэбли. — Одну минуточку. Я бы хотел сначала спросить мистера Белла, приходилось ли ему уже видеть этот предмет.

— Нет, — покачал головой Дайкон. — Никогда.

— Вчера вечером вы заходили в комнату к мистеру Квестингу?

— Да, я заглядывал. Проверить, не вернулся ли он.

— А по ящикам, случайно, не шарили?

— Упаси Боже! — вскричал Дайкон. — С какой стати! Разве мы что-то искали? В любом случае, — неловко добавил он, глядя на бесстрастную физиономию Уэбли, — я никуда не лазил.

Уэбли осторожно положил топор на стол. Украшенная затейливой резьбой рукоятка была увенчана фигуркой гримасничающего карлика. Из основания фигурки, почти под прямым углом к деревянной рукоятке отходило до блеска отполированное обоюдострое каменное лезвие, закруглённое на конце.

— Вот этой штукой они тюкали друг дружку по башке, — сказал Дайкон. — Вы нашли её в комнате Квестинга?

Полковник заискивающе посмотрел на Уэбли, который, как ни в чём не бывало, сказал:

— Пожалуй, нам стоит показать его старому Руа, полковник. Вы можете переслать ему весточку? У моих парней сейчас, сами видите, руки повязаны. А пока я бы хотел, чтобы никто к топору не прикасался. До прихода старика, по крайней мере.

— Я схожу за ним, — вызвался Дайкон.

Уэбли смерил его задумчивым взглядом.

— Что ж, мистер Белл, это весьма любезно с вашей стороны, — произнёс он.

— Охотничьи трофеи, сержант? — внезапно послышался голос Фолса. Голова мистера Септимуса Фолса высунулась из окна, выходящего на веранду прямо над столом. — Прошу прощения, я не хотел вас подслушивать. Замечательный образчик первобытного искусства, да? Значит, говорите, вам мнение специалиста понадобилось… Если хотите, я готов сопроводить мистера Белла в селение маори. Заодно мы будем, так сказать, присматривать друг за другом. «Рука руку моет», как говорят. Вы не возражаете?