Заклятие предков

До разлива они добрались часа за два. Точнее — до широкого ледяного поля, с которого ветер дочиста вымел снег. Еще не торопящееся к закату солнце пробивало толстый прозрачный панцирь реки насквозь, и с высоты своего седла Олег видел, как возле серого глинистого дна, медленно поводя хвостами, удерживаются в любимых промоинах темные рыбы, как покачиваются, стелясь по течению, длинные нити водорослей. Подковы мчащихся галопом лошадей выбивали белую крошку, со звонким цокотом врезаясь в лед — но обитатели подводного царства не обращали на это никакого внимания.

Километр проносился за километром, а ведун все вглядывался и вглядывался, надеясь узреть внизу русалку, водяного или, на худой конец, утопленника — но кроме похожих на змей налимов или шевелящих крупными клешнями раков не смог заметить никого. Видать, скучно холодной водной нечисти смотреть на мир через прозрачную, но непреодолимую стену, словно из зачарованного зеркала. Расползлись по берлогам, по омутам темным, забились в норы глубокие, под топляки темные, да спят, первого тепла дожидаючись. Копят силы колдовские да планы хитрые вынашивают…

Но вот река сузилась вновь, вильнула в сторону, и лед опять закрылся толстым снежным покровом. Только здесь Середин сообразил, что давным-давно проскочил нужный поворот.

— Вот тебе и ква, — пробормотал он. — На лягушек болотных засмотрелся. Ладно, на несколько дней сушеного мяса хватит — сколько можно его с собой таскать? А там, глядишь, и городок встретится. Как там его таможенник называл? Марха? Или Арнас? В общем, увидим — узнаем.

К полудню второго дня пути они миновали примыкающую с левой стороны широкую реку — почти такую же, как сама Кама. И следом за этим — словно река являлась заговоренной от всякой растительности границей — всякие леса по левую руку оборвались. Справа густые темные сосновые боры продолжали тянуться, перемежаясь с ельниками, а иногда и березовыми рощицами. Слева же, насколько хватало глаз, лежали снежные волнистые просторы, словно зима поймала в свои объятия мерно качающееся море.

— Однако, — удивился ведун, — далековато вогулы на зимовку из степи уходят… Хотя, сюда их вряд ли пустят. Здесь земли Болгарии. Может, к своим кочевьям им идти ближе.

Кама, ставшая после впадения реки шире раза в полтора, уже не виляла, как шаловливый ручеек, а несла свои воды величественно, изгибаясь очень плавно, и почти не меняла изначально выбранного направления. Потому через степной простор путь просматривался далеко вперед. Так и не разглядев до заката обещанного порубежниками города, в поздних сумерках Середин повернул в лес, на уже утоптанную кем-то полянку. Развел огонь на месте старого кострища из оставленных рядом неиспользованных дров, оставил Заряну расседлывать коней, сам отправился в чащу за новым топливом. Когда вернулся — котелок над огнем бурлил, распространяя мясной запах, а лошади уже притоптывали от нетерпения, ожидая, когда для них растопится вода в кожаном мешке.

«Пожалуй, в путешествии вдвоем есть некоторый плюс, — подумал ведун и уселся на брошенный на снег щит напротив невольницы. — Сам бы я возился со всем этим вдвое дольше».

Заряна помешала палочкой воду, высыпала в нее гречу, подняла глаза:

— Это последняя, мой господин…

— Да и ладно, — махнул рукой Олег. — Завтра, наверное, к городу подъедем. Закупимся.

Вскоре он с удовольствием объедался сытной и ароматной кашей с мясом, запивая ее горячей водой. Невольница сделала себе ложечку из коры — совсем как сам Олег в начале своего приключения — и пользовалась ею не в пример ловчее ведуна. Либо опыт сказывался, либо изрядно наголодалась в неволе и теперь наверстывала. В несколько минут котелок опустел. Середин кинул через плечо рабыни взгляд на постеленные попоны, стал расстегивать крючки халата, чтобы бросить его сверху — теплее будет.

— Прикажешь мне раздеться, мой господин? — облизав свой «совочек», покорно спросила девушка.

— В такую-то холодрыгу? — удивился Олег. — Ну уж фиг. Так обойдемся.

Сняв саблю и поместив ее под край халата, он первым растянулся на походном ложе, укрылся шкурой. Спустя несколько минут рядом притулилась невольница, задышала в шею, отчего сделалось еще теплее. Середин подтянул край шкуры повыше, закрываясь до подбородка, и провалился в небытие…

— А-а-ал-л-л-ла-а-а-а! — прорезал ухо чей-то вопль.

— Э-э-э… — натренированным движением, еще не успев проснуться, Олег схватил саблю и кувырком метнулся в сторону. — Что?!

— А-а-ал-л-л-ла-а-а-а!

Середин выпрямился во весь рост, оглядываясь с обнаженным клинком в руке. Заряна с круглыми от ужаса глазами стояла на постели, зачем-то нахлобучив шкуру на голову:

— А-а-ал-л-л-ла-а-а-а!

Пронзительный высокий мужской голос обрушивался, казалось, прямо с неба. Которое, кстати, начинало потихоньку светлеть.