Заклятие (сборник)

– Отлично! – вскричал Заморна со смехом. – Браво! Какое благородство! Легион казаков сюда – аплодировать суду Радаманта! Иоахим[36] говорит: «ура!» северных орд несравнимо по мощи ни с чем, что ему доводилось слышать, но твой добрый, мудрый, взвешенный приговор достоин еще более рьяных возгласов. Называть ли тебя Солоном или Драконом, Джон? Мне кажется, ты склонен скорее к драконовским, нежели к солоновым мерам. Да и ты, наш юный Юпитер! Грози отмщеньем, обрушивай громы, прикуй Прометея к скале, пригвозди его своими зазубренными молниями, поручи ненасытному коршуну клевать его неистребимую печень! Ха! Ха! Ха! Жаль, Эмили, они не знают, сколь напрасны их пламенные обличения. Радамант, ты сидишь на троне Аида, но стенающие тени исчезли. Ни один преступник не ожидает твоего суда. Фурии улетели, каждая по своим страшным делам; шипение их змей, крики истязуемых доносятся издалека, и более ни один звук не нарушает тишину Тартара. Судья, ты остался в одиночестве. Так отдохни хоть ненадолго от своих суровых обязанностей. А ты, Юпитер, брось сотрясать Олимп своими громами. Никто их не слышит. Боги и полубоги – если простой смертный вроде меня смеет указывать олимпийцам, – давайте утолим разыгравшийся голод, прежде чем заняться этим делом подробнее. Сытые люди обычно доброжелательней. Геба, исполни свой долг! Фиал небесной влаги к эфирной трапезе! Помилуй Бог, дитя, ты не понимаешь? Что ж, тогда оставим героический штиль: Харриет, детка, подай кофе.

Молодая, богато одетая дама немедля исполнила приказание. Она изящно подала требуемый напиток в фарфоровых чашках, украшенных золотой филигранью. Во все время завтрака стояла почти полная тишина. Герцог откинулся на спинку дивана и смотрел на гостей с загадочной и необъяснимой улыбкой. Так мог бы улыбаться человек, который вот-вот провернет крупную и сложную махинацию.

Думаю, нечто похожее пришло в голову мистеру Перси, ибо тот резко встал, поставил чашку и с угрожающим видом шагнул к герцогу.

– Дорогой зять, если вы намерены капитально позабавиться на мой счет – берегитесь! Позвольте вам доложить, что сын вашего отца – законченный идиот. Поскольку я питаю врожденную ненависть к розыгрышам, всякий, кто вздумает шутить со мной шутки, дорого за это заплатит! Так что советую поостеречься. Пока, на мой взгляд, это дельце чернее сажи. Если эфиоп быстро не отчистит себя добела, он у меня умоется августейшей кровью вашего олимпийского высокородия.

– Завтракайте, Эдвард, – ответил Заморна. – Эй, Харриет, еще нектара, еще амброзии. Громовержец начинает ворчать, как только его чашка пустеет. А вот Радамант, как я погляжу, ведет себя более похвально. Надеюсь, его судейская желчь в должной мере разбавлена благотворными струями шоколада.

Завтрак вскоре закончился, и мой брат встал.

– Идемте, – сказал он. – Предлагаю следующее заседание трибунала провести на открытом воздухе. Перси, Фидена, прошу за мной в парк. Посмотрим, сумеет ли Эдвард отдраить своего прокопченного солнцем негра.

Он шагнул в сад, гости – следом. Провожая троицу глазами, я подумал, что никогда еще на одном квадратном ярде нашей планеты не стояли разом три столь блестящих образчика человеческой породы. Я смотрел им в спины, пока они не скрылись за деревьями, обрамляющими газон, потом отвернулся от окна. Примерно через час герцог вернулся один.

– Все, Эмили, они ушли, – сказал он. – Я их убедил. Встречаемся сегодня вечером во дворце Ватерлоо. Они готовы признать ваши права. Труднее всего было с Эдвардом. То, как он боится розыгрыша, меня смешит, однако его горячность опасна, а недоверчивость – исключительна. Не знаю, сломил бы я ее, не появись он. Это было как нельзя кстати. Мы стояли на холме, он ехал на лошади через парк. Я помахал. Он поднялся, прижимая руку к груди, стискивая цепочку и медальон, краснея и бледнея попеременно. Тут уж все сомнения отпали. Фидена с жаром пожал мне руку, а Эдвард, улыбнувшись, сказал: хорошо, мол, что это не розыгрыш; хотя реальность – хуже некуда, такая шутка стоила бы мне жизни.

– Так они вполне удовлетворены? – спросила дама. – Впрочем, зачем я спрашиваю? Конечно, да. А где он?

– Уехал в город, душа моя, с Джоном и Перси, так что до вечера дела окончены. Чарли, – продолжал он, поворачиваясь ко мне, – в девять часов пополудни я буду готов стерпеть твое присутствие во дворце Ватерлоо. А сейчас выметайся. Я устал от твоих гадких вопросительных взглядов. Марш отсюда сию же минуту.

Оставалось только подчиниться, что я и сделал с крайней неохотой. Впрочем, я утешал себя, твердя «в девять часов, в девять часов» и силясь унять любопытство предвкушением, как человек, жующий табак, чтобы заглушить голод – с тем же неудовлетворительным результатом.

Глава 8