Заклятие счастья

Ему вдруг сделалось стыдно перед Сашей. Чего он размяк? Чего разозлился? Он уже сделал свой выбор. И неважно, кто из них первым решил: он жить без Тани. Или Таня жить без него. Неважно.

– Привет. – Саша протяжно вздохнула. – Ты у себя?

– Да. Работаю, – соврал он.

Последний час он дико злился. На Таню, Иванченко, на себя заодно, не способного определиться в своих чувствах и желаниях.

– Знаешь, может, я приеду к тебе. Подожду, пока ты закончишь? – вдруг предложила она.

– Ко мне, в смысле, на работу?

– Ну да… – произнесла она менее уверенно. – Нельзя?

– Да нет, приезжай, все нормально.

Он вдруг вспомнил, что оставил в машине купленные у Лагутиной овощи, и поморщился. На такой жаре картошка сварилась уже в пакете, помидоры наверняка полопались, а зелень завяла.

– Потом, может, поужинаем где-нибудь. Я тут овощей купил, да забыл в машине, что там теперь с ними, можно только догадываться. Приезжай, – уже более уверенно предложил он.

– Сережа… Если я тебе что-то скажу, ты не сочтешь меня сумасшедшей? – странным тихим голосом поинтересовалась Саша.

– Говори.

И подумал, что если она решила сказать ему, что сильно любит, то тогда сошли с ума они оба. Ему стоило услышать ее голос, как сразу забылось вероломство сладкой парочки, где главной действующей фигурой выступала его жена. И странное неприятное чувство – смесь из обиды и ревности – испарилось.

– Я так рада, что ты будешь ночевать у меня. Так рада, – часто дыша, проговорила Саша. – И даже не потому, что я… Ну, что ты… В общем, может, это нервы, может, расшалившееся воображение, но минувшей ночью мне казалось, что по дому кто-то ходит. И кто-то стоял возле двери моей комнаты. Я слышала дыхание. Или… Или мне это казалось. Но было очень страшно!

– Ты включила камеры перед сном?

– Да!

– И что на них?

– Ничего. Ночной записи почти нет.

– То есть?

– Последнее время, которое зафиксировано, – половина второго ночи. И все! Больше записи нет.

– Почему?

– Камера остановлена.

– Кем?

– Не знаю. Я ее не останавливала точно, – она снова протяжно вздохнула. – Мне страшно, Сережа.

Он вскочил с места и быстро зашагал к двери, на ходу решив, что на сегодня его рабочий день закончен. Плевать ему! Им всем плевать, и ему тоже! Он должен быть рядом с Сашей. Рядом, постоянно, навсегда!

В ее доме происходят странные вещи. Люди бесследно исчезают среди бела дня, сама собой останавливается камера видеонаблюдения. Кто-то ходит по дому ночью, дышит под дверью ее комнаты.

– Саша, ты сейчас где?! – заорал он не своим голосом, влезая в салон машины, превратившийся в хорошо прогретый духовой шкаф.

– Я? Сижу на кухне, – растерянно отозвалась Саша. – Смотрю в окно. Все тихо. Никого нет.

– Выйди на улицу немедленно! На улицу, за ворота! Я еду!

Глава 21

Милое прелестное дитя! Нежное, чистое, прелестное дитя! Даже странно, что у мерзкой тетки, творившей грязные паскудные вещи, родилось и выросло, не запачкавшись, такое прелестное дитя. Кажется, даже в смерти это милое дитя будет нежнейшим и прекрасно пахнувшим. Не то что ее мать, которая принялась смердить уже через три часа после смерти.

Вспомнив, как пришлось паковать в пластиковый мешок ее одутловатое мгновенно завонявшее тело, потом тащить его на себе, он передернулся. Славно, что все позади. Славно, что девочка осталась совсем одна в большом доме. Кажется, она даже не до конца осознает всю меру опасности, которую представляет для нее пустой огромный дом.

Милое наивное дитя! Он видел через окно, как она идет в ванную в одних трусиках и лифчике. Дорогом, ажурном, не скрывающем пятнышки сосков. Нежнейшая кожа показалась ему мрамором в приглушенном свете ночных светильников, развешанных по стенам. Она вошла в ванную комнату и, глупенькая, не заперлась. Сочла, что, раз она дома одна, ей ничто не грозит. За ней никто не подсмотрит.

А вот и нет! А вот и нет! Как завопил бы этот проклятый слюнявый идиот, раздражавший с каждым днем все сильнее, все острее.

Он подсмотрит за ней! Он! Невидимый, вездесущий, неуловимый, умный!

Он так и сделал. Открыл своим ключом, а он был у него давно. Копию было сделать совершенно несложно. Вошел в одних носках в дом, оставив обувь в пакете за порогом. Дошел до ванной комнаты, зная, что здесь он не попадет в видеокамеры. Тихонько потянул на себя рукой в перчатке неплотно прикрытую дверь. И долго любовался тем, как моется прелестное создание за пластиковыми прозрачными дверцами душевой кабины.

Шуршала вода. Огромная мохнатая мочалка медленно ползала по ее рукам, плечам, груди, животу, залезала между ног, потом терлась о колени. Пена клочьями сползала с ее тела, спутанные пряди волос метались по спине, когда она снова намыливалась.

Так же будут они метаться по ее спине и плечам, когда он ею овладеет, думал он, с силой стискивая зубы и борясь с диким желанием наброситься на нее прямо сейчас.

Она же станет сопротивляться! Она обязана это делать! Она же не шлюха, как ее мать! Она чистая, непорочная, поэтому станет плакать, стонать и сопротивляться. А он будет мять ее, тискать, ломать, он…