Заклятое место

– В чем дело, кто кричал?

– Товарищ часовой, они надо мной глумятся. брюки сдирают, переведите меня в другую камеру.

– Ты думаешь, в других камерах лучше? Глубоко заблуждаешься, такие же отпетые головорезы сидят.

–Это он от радости, оргазма кричал, – ухмыльнулся детина.

– Ладно, Домкрат, не шали, а то схлопочешь под завязку, – предупредил постовой.

– Это я для корешей Домкрат, а для тебя гражданин Грушин Петр Гаврилович. Прошу любить и жаловать, – оскалился урка.

– Ладно, гражданин Грушин, не лез на рожон, – пригрозил сержант. – Новичка не трогать. Зуд вам покажет кузькину мать.

Оконце закрылось и Рэм Анисимович невольно содрогнулся, ощутив агрессивное настроение сокамерников.

– Ах ты, гнида, решил сдать нас ментам, – подскочил Ржавый и, воспользовавшись тем, что Тяглый застегивает брюки, ударил его в левый глаз. У президента перед взором поплыли оранжевые круги.

– Что ты делаешь, скотина? – возмутился Рэм Анисимович и неуклюже замолотил в воздухе кулаками, тщетно пытаясь достать обидчика, но тот забрался на нары. Глаз заплыл и он тупо уставился на Ржавого, взмолился:– Поимейте совесть, не издевайтесь. Выйду на свободу и отблагодарю валютой и подарками…

– Ба, праведник явился. Засунь свою совесть в одно место. О свободе размечтался. Отсюда две дороги. Первая – на зону, в карьер, шахту или на лесоповал, а вторая – на кладбище. Что ты уставился, как баран на новые ворота? Хочешь второй фингал поставлю, живо на нары и молчи, как рыба, чтобы ни единого звука.

Тяглый с трудом, как медведь, вскарабкался на верхние нары и опешил – по голому настилу ползали насекомые.

– Что это за мошки?

– Гэ-гэ, гэ, сам ты мошка. С Луны свалился или кирпичом пришибленный? Это клопы, вши и другие паразиты, – ответил Домкрат. – Учуяли, что появился новенький, свежачок, вот и сбежали со всей камеры и соседних, чтобы кровь пососать. Мы здесь давно сидим, кожа задубела, а у тебя тонкая вот и корми их от души.

– Фу, какая гадость, – президент хотел слезть с нар.

– Назад! Не тронь. клопа и вошь!– приказал Грушин. – Это наши братки по несчастью, вместе с нами срок мотают.. Не смей обижать кровососов. Они, как пиявки, из тебя дурную кровь убирают. На своей территории никому не позволю командовать парадом. Недавно в нашу камеру сунул свой шнобель прокурор. Проверял, как ему и положено, условия содержания, соблюдение режима. Спросил гнусаво-противным голосом, какие у нас претензии, словно не мы здесь паримся, а он мотает срок. Так его послал на хрен. После этого начальник каталажки капитан Дударь накинул мне еще десять суток ареста.

Среди ночи, ощутив голод, Тяглый вспомнил о бутерброде, заботливо положенном юрисконсультом в карман его пиджака. Достал, развернул салфетку и принялся с удовольствием жевать.

– Ты что, западло, чавкаешь мурло, спать мешаешь! – донесся грозный рык Крюка с нижних нар.

– Проголодался, решил червячка заморить, засосало под ложечкой, – миролюбиво промолвил президент, надеясь на сочувствие. – Я ведь не ужинал, а организм привык питаться вовремя, у него свой режим. У меня ведь хронический гастрит.

–Я те покажу режим. Хомячишь, крысятничаешь, подлюка, от своих братков харчи прячешь. Привык к деликатесам, харю, холку наел, как у борова. От баланды нос воротишь. Ша, заглохни, а то заставлю до утра сидеть голой задницей на параше и кричать, что занято.

– Извините меня, Домкрат и другие господа, я же впервые сюда попал, не знаю ваших тюремных порядков, – покаялся президент.

– Не знаешь – научим, не захочешь – заставим!

Рэм Анисимович поперхнулся, перехватило дыхание. Положил недоеденный бутерброд в карман и затих.

Всю ночь, опасаясь плотских домогательств, Тяглый просидел на нарах, не сомкнув глаз. А чтобы время бежало побыстрее, нашел себе занятие: то с брезгливостью, то с садистской злостью давил клопов, тараканов. Сокамерники храпели, не слыша специфического хруста погибающих паразитов. Лишь под утро, когда желудок напомнил о своем существовании и потребности организма в калориях, президент доел бутерброд, в душе благодаря юрисконсульта за эту ценную пайку.

21. На допросе

На следующее утро Зуд спустился в ИВС, расположенный в подвале под зданием УВД, и приказал постовому привести в размещенную рядом с камерами комнату для допросов задержанного гражданина Тяглого. Сам расположился за металлическим столом с ножками, также, как и стулья у стены, вмонтированными в бетонный пол. Аскетический интерьер казенного помещения для принудительной исповеди арестантов.

Дверь отворилась, вошел Тяглый и следом конвоир.

– Гражданин Тяглый из камеры №7 доставлен, – доложил милиционер и замер у порога.

– Хорошо сержант, оставьте нас одних, – отозвался следователь и указал взглядом на стул.

– Рэм Анисимович, почему кислый вид? Может клопы спать не давали? – спросил Валерий Янович, хотя по подавленному настроению, осунувшемуся, небритому лицу с заплывшим глазом и красным векам было ясно.

– Если бы только клопы. Сокамерники-сволочи донимали, снасильничать пытались, так часовой заступился.

– Ну, здесь вам не санаторий. Какие еще претензии?