— Я думала, что он меня убьет, Винсент. Несколько часов назад я думала, что умру. Он с силой сжал мои пальцы.
— Думайте о хорошем. Например, о том, что моя любовь к ночным бдениям спасла вам жизнь.
— Вы вышли прогуляться?
— Подышать свежим воздухом. Увидел, как ваше окно светится в ночи, и подумал: если это огонь моей боевой бабочки, то я не против побыть мотыльком.
Я слабо улыбнулась.
— Спасибо, что пытаетесь развеселить, но сейчас это все равно что класть варенье в прокисшую кашу.
— Обожаю вашу образность. Луиза, посмотрите на меня.
Подчиняясь гипнотической силе его голоса, я заглянула ему в глаза. Винсент стоял рядом: такой родной и такой хмурый, как пасмурный день в Лигенбурге.
— На случай, если среди пассажиров поезда окажутся еще какие-нибудь нетерпимые к театру личности, с вами будет миссис Эпплгейт. Теперь она не решится спать, даже если очень захочет.
— Почему Хилкот набросился на меня? Я не знаю. Не могу понять. И это пугает больше всего.
— Джефферс беседовал с его сестрой. Ей показалось немного странным, как спешно Хилкот засобирался в гости. Их отец — викарий, здесь, в Болдшире. Они уже сошли с поезда, сестра ждала его на перроне с вещами. Хилкот сказал, что забыл в купе часы и пройдет через вагоны…
— А пошел убивать меня. Неужели можно убить человека только за то, что он ведет себя не так, как тебе нравится?
— Их с сестрой доставят в Лигенбург. Берт разберется что к чему.
Джефферс… Моя компаньонка скорее всего тоже из его ведомства. Осталось только понять, из какого.
— Кто такой Альберт? — спросила я. Не надеялась, что ответят, просто озвучила свою мысль.
— Глава Тайной полиции Энгерии.
Ой.
— Но ему же… но он же… Моложе вас…
— Старше на пять лет.
— Хорошо сохранился.
Мы развернулись и направились назад.
— Как вы подружились?
— В заговоре против Ее Величества было замешано много серьезных людей, даже если не считать регента. Одним из них был прежний глава Тайной полиции.
Какое счастье, что я не родилась наследной принцессой. Или кузиной наследной принцессы. Или кузеном. Спасибо Всевидящий, что я далека от Двора, хотя в последнее время мне это не очень помогает.
— После того, как заговор раскрыли, полетело много голов. Фрая должны были казнить, но я раскопал доказательства его невиновности. Для него это были нелегкие времена, они же сыграли ему на руку. Оклеветанный праведник интереснее любого героя.
Придворные интриги могли стоить головы не только Фраю, но и Винсенту. В таких партиях все зависит от того, на чьей стороне более опытные игроки, и кто сделает решающий ход. При мысли о том, что его могло бы сейчас не быть, внутри все сжалось от ужаса, словно легкие и сердце сдавила ледяная рука.
Миссис Эпплгейт дожидалась на перроне, мы же остановились чуть поодаль. Смотрели друг на друга и молчали, но тишина казалась неестественной. Словно другие мы, в несуществующем мире, вели свой несуществующий диалог.
«Я чуть с ума не сошел, когда понял, что могу вас потерять», — сказал бы тот де Мортен.
«Я только что думала о том же, — ответила бы я. — А еще о том, как глупо мы потеряли последние восемь лет, которые могли бы провести вместе».
Конечно же, это были всего лишь мои фантазии. Просто переполненный потрясениями разум выкидывал вот такие номера. Я отчаянно хотела попросить его остаться со мной, но понимала, что не имею на это права. Винсенту и так досталось по моей милости, не хватало еще снова стать причиной скандала, который тенью ляжет на его имя. Особенно сейчас, когда все силы и репутация де Мортену нужны для продвижения реформы.
Поэтому когда он подал мне руку, я просто молча приняла ее и быстро шагнула в спасительный полумрак вагона, следом за миссис Эпплгейт.
6
Из-за задержки мы прибыли на станцию на несколько часов позже полудня. Дальше поезд шел через горы — их белоснежные вершины высились вдалеке, и пересекал границу Энгерии. Специально для «Стрелы» был построен тоннель, благодаря которому попасть в Загорье стало значительно проще. Миссис Эпплгейт осталась в городке Хоуэл, чтобы присоединиться к нам на обратном пути, мы же с Винсентом тронулись в дальнейший путь.
До Вайд Хилла был час езды. Де Мортен словно чувствовал мое напряжение и не пытался разговорить. Там, в Лигенбурге это были всего лишь жестокие слова отца и ложь Себастьяна, наверное, я до конца не осознавала, что действительно могу не успеть, но здесь каждая минута казалась вечностью. Я скрестила руки на груди, смотрела в окно и молила Всевидящего о том, чтобы дедушка оказался жив.
Вайд Хилл был моим любимым местом в детстве. Летом холмы напоминали дремлющих зеленых великанов, а сейчас их словно укутали белым бархатом, сверкающим на солнце. Изнеженная мягкой зимой в столице, я совсем забыла, что такое настоящие морозы. Здесь они начинались ближе к середине осени и заканчивались, когда в Лигенбурге уже и следа от снега не оставалось. Холод норовил укусить за щеки, а пронизывающий ветер — забраться под юбки и накидку, сухой воздух обжигал гортань, и казалось, что я застываю изнутри.