Надо же, какое мне сделали одолжение! Для начала Винсент, который ни слова ни сказал, а затем его матушка в своей привычной манере. Хотелось кричать, топать ногами и крушить все, что попадется под руку, но я лишь мило улыбнулась.
– Благодарю, ваша светлость. Не уверена, что смогу присутствовать, но я счастлива заручиться вашей поддержкой.
Глаза герцогини расширились, крылья носа затрепетали, совсем как у Терезы, даже уголки губ дрогнули.
– Замечательно, – голос ее стал просто ледяным. – Найдите возможность сообщить о своем решении заранее.
– Разумеется.
Я сделала реверанс и направилась обратно по аллее к центральной зале и коридору. По правилам этикета нельзя даже ускорить шаг, но сейчас мне было плевать на этикет. Меньше всего хотелось показывать этой змее, насколько меня зацепили ее слова. Я старалась глубоко дышать, но тут еще и затошнило. Аромат цветов стал приторно-сладким, бабочки мельтешили перед глазами, я с трудом сдерживалась, чтобы не разреветься. Глупо, как же глупо! И ведь знаю, что сама до всего этого довела, но почему же так обидно?!
По пустым коридорам я почти бежала. Дышать становилось все тяжелее, в горле застыл ком, голова закружилась. Я юркнула в первую попавшуюся дверь, очутилась в малой гостиной и с облегчением вздохнула. Прижала ладони к пылающим щекам, стараясь не думать обо всех вазах Мортенхэйма, которые только и ждут, чтобы их разбили. Вон та стеклянная статуэтка на каминной полке тоже очень даже ничего! И наверняка стоит уйму денег. Я перевела взгляд на стоявшее у дальнего окна кресло и обмерла: в нем сидел граф Аддингтон.
Во сне лорд-канцлер был жутким, но сон не шел ни в какое сравнение с реальностью. Темный костюм он сменил на светло-серый, а колючий взгляд вонзился в меня тысячами мелких ледяных игл. Наверное, именно так смотрят демоны, предлагающие продать душу.
Он неспешно отставил чашку, поднялся и неторопливо приблизился. В голову почему-то пришел кот, заметивший воробья, и все перышки на мне встали дыбом.
– Леди Луиза.
Я присела в реверансе, от его прикосновения по коже прошла дрожь. Вспомнился сон и скользкие пальцы Хилкота. Сейчас чувство было схожее, разве что от ладони и губ Аддингтона по руке растекался холод.
– Милорд.
– Приятно удивлен. Вам нравится Мортенхэйм?
Его голос – спокойный, вкрадчивый, напоминал рыболовную сеть. Не зря же говорят, что секретное оружие дипломата – интонация.
– О да, милорд. Вполне.
– Чудесное место. – Итан отпустил мою руку, и я вздохнула с облегчением. – Ее светлость делает большое дело.
– Вне всяких сомнений.
– Вчера разговаривал с его светлостью. – Лорд-канцлер подошел к камину, взял с полки статуэтку, на которую я обратила внимание. – Что в парламенте, что дома, весь в работе. Совсем себя не жалеет.
При упоминании Винсента сердце забилось сильнее. Чтобы не встречаться с Итаном взглядом, я смотрела на девушку с веером. Лацианское стекло, должно быть: тонкая ручная работа, изящная роспись. В крупных ухоженных руках лорд-канцлера фигурка выглядела еще более хрупкой.
– Миледи Уитмор тоже так считает, вероятно. В свое время она стала ему хорошим другом, но так и не сумела ничего изменить.
Наверное, так себя чувствует тот, кто хлебнул раскаленного масла. Я и думать забыла про Камиллу, но сейчас ее образ возник перед глазами: яркий, точно она стояла рядом. Я даже аромат духов ощутила – медово-цветочный, приторный. К горлу подкатила тошнота, Итан же вернул статуэтку на место и взглянул на меня: пристально, пронизывающе. Перед глазами помутилось. Отчаяние, разрывающая сердце ревность, бессильная ярость, только умноженные во сто крат. Я очутилась в черной воронке смерча безысходности, внутри его плотного веретена, отрезавшего от меня все самые светлые чувства.
– Мне нужно идти.
– Разумеется. – Лорд-канцлер снова поднес мою руку к губам. – Буду рад видеть вас на празднике, леди Луиза.
Я вышла из гостиной, как в тумане. В голове не было ни единой связной мысли, лишь один яркий образ: картина, висевшая в гостиной городского дома де Мортена, вдруг ожила. Только на ней теперь была молодая Камилла Уитмор. Графиня подалась вперед, сорочка скользнула ниже, открывая розовые соски, и Винсент шагнул к ней, припадая губами к ее груди. Она выгибалась под его ласками, но по щекам текли слезы.
В голове засела навязчивая идея: Камилла точно будет на празднике. Если с ним не пойду я, она-то уж точно не упустит такой возможности! Платье… у меня же нет платья. И пошить его мне точно не успеют, потому что я не собиралась на этот дурацкий бал! Мысли путались, голова казалась тяжелой, я вообще не понимала, куда иду и зачем. Только оказавшись в своих комнатах, опустилась в кресло. Сердце билось, словно внутри меня кузнец стучал молотом по наковальне. Я уставилась в одну точку – в камин, глядя на пляшущее пламя, раскачивалась взад и вперед, кусая губы. В ушах шумело, а в сознании до сих пор звучал голос лорд-канцлера: «В свое время она стала ему хорошим другом, но так и не сумела ничего изменить».
10