– Из-за того, что у меня есть любовник, и я должна сидеть взаперти? – Я хрустнула салатным листом. – Не беспокойтесь, любовника я с собой не возьму, так что все будет в порядке.
– С вашим любовником я уже побеседовал. Он уверяет, что вас не видел.
Ну разумеется! Первым делом отправился к Рину, чтобы удостовериться, что тот не утешает меня в своих объятиях вопреки смертельной опасности противпрелюбодейского заклятия. Я с трудом удержалась от желания запустить в де Мортена миской с кипяточным бульоном. Остановило только то, что моему желудку оно сейчас нужнее, чем самолюбию.
Винсент подошел ко мне и присел на соседний стул.
– Покажите змею.
Обидно было до невозможности. Обидно и больно.
– Любуйтесь! – Я сунула ладонь со скукожившимся червяком ему под нос. – Как видите, смерть мне не грозит. По крайней мере, в ближайшие дни. Что еще придумаете, чтобы приказать мне сидеть в комнате?
Винсент сжал мое запястье, пристально рассматривая змею, бросил на меня странный взгляд, который я не смогла разгадать.
– Я не могу вас отпустить, – уже мягче произнес он, погладил мою ладонь. – И вы это прекрасно знаете.
Я отдернула руку и отложила недоеденный бутерброд. Не знаю, что меня доконало, то ли известие про деда и про ложь Себастьяна, то ли поведение отца, то ли очередной собственнический жест Винсента. Я закрыла лицо руками и разревелась. Плевать, что обо мне подумают! Пожалуй, стоило за него выйти и испортить ему жизнь, только ради того, чтобы он от меня отвязался! Жила бы в Мортенхэйме, ночами выла на пару с загадочным Нечто, которое чуть не проломило мою стену, а днем вышивала крестиком и ходила с поджатыми губами, как герцогиня. Впрочем, почему как. Тогда я и была бы герцогиней. Эта мысль спровоцировала новый поток слез и жалости к себе – ну а что, я ей давно не предавалась, имею право! Не хочу я быть герцогиней! Я вообще ничего не хочу, только дедушку обнять!
Я оказалась на коленях Винсента раньше, чем смогла это осознать. Он обнимал меня, поглаживал по спине, укачивал, как в тот день, когда нарисовал на моей ягодице бабочку. Только к чему все это? Все равно я для него всего лишь забавный домашний зверек или что-то вроде. Да и напоминали эти объятия совсем о другом человеке: мужчине, которого я придумала… дважды. И которого в природе не существует.
Поскольку съедено было много, очень скоро к слезам присоединилась икота. Наверное, со стороны это смотрелось дико: взрослая девица рыдает как ребенок, у которого отобрали игрушку. Тем не менее я ничего не могла с собой поделать. Только один раз толком разлепила глаза, чтобы увидеть на его ладони следы от своих зубов и сдавленно пробормотать:
– Я вас покусала.
– А я вас поцарапал.
Он обвел пальцами припухшую красную полосу на запястье, появившуюся после битвы в холле. Собирающаяся зарыдать еще горше, я притихла. Причиной тому была бабочка, а точнее, близость, напомнившая мне о ней.
– Вы обещали мне у… ик… ступку, – заявила я настолько решительно, насколько это вообще возможно с красными глазами и распухшим носом. – Я должна быть с ним, как вы не понимаете?!
Винсент молчал долго.
Если он сейчас откажется от своих слов, клянусь, я никогда с ним больше не заговорю! Никогда и ни за что! Пусть даже все змеи мира соберутся меня душить.
– Я поеду с вами.
От неожиданности я даже икать перестала.
– В Вайд Хилл? Но у вас же дела королевские, всякие законопроекты и реформы.
– Я обещал вам уступку, я исполню обещание. Вы чем-то недовольны?
– Нет, но…
– Тогда жуйте сэндвич.
Я глубоко вздохнула и потянулась за сдвоенными половинками хлеба, лежащими на тарелке. Какая мне в самом деле разница? Хочет ехать со мной – пусть едет. Главное, я увижу дедушку.
3
В ночь на среду снова выпал снег, и природа смягчилась. Морозы отступили – с улицы, но не от сердца. Я вздохнула, поправила шляпку и застегнула накидку. К счастью, у меня было время обо всем поразмыслить, потому удалось немного остыть и больше не хотелось трясти Себастьяна как грушу, пока правда не посыплется переспевшими плодами. Справедливо рассудив, что попасть к нему без скандала не светит – женщинам на территорию Мэйсфорда так просто было не пройти, я написала братцу записку с просьбой о встрече, и он ответил согласием.
Собираясь выходить, я крутилась перед зеркалом, а на душе скребли кошки. Во-первых, теперь за домом постоянно следили двое представительных господ. Только на таких условиях мне было позволено остаться в Лигенбурге и избежать очередного переезда к дружелюбно настроенному Гиллу. Во-вторых, отношения с Винсентом оставляли желать лучшего. К счастью, я не заболела, исцеляющая сила узоров армалов сразу заставила позабыть и про режущую боль в горле и про озноб. В тот вечер нестерпимо хотелось попросить де Мортена остаться, но гордость не позволила. Посему мои благодарности были приняты как само собой разумеющееся, после чего Винсент уехал.