Заклятые пирамиды

По крайней мере, общаться ему после этого расхотелось. Он подобрал лежавшую на песке лопату и начал спускаться в яму, которую теперь, ввиду ее размеров, больше пристало называть карьером. Даже с облезлой лопатой наперевес Эдмар ухитрялся выглядеть элегантно, словно с пижонской тростью на бульваре в Аленде.

Обитатели песчаных чертогов людям не досаждали, защитный круг был для них непреодолимым препятствием. Маг-возвратник отхватил изрядную территорию: внутри находился и лагерь, и раздолье зелени для верблюдов, и раскопки, и развалы поднятого из ямы песка. Границу, за которую нельзя выходить, обозначала цепочка следов. В школе амулетчиков учили, что размеры круга зависят от силы его создателя, так что сотворенные Эдмаром охранные чары говорили о многом, и это весьма не утешало – ни Дирвена, ни Нохиш-нубу.

Иногда по ту сторону черты обнаруживалась какая-нибудь дрянь – обломки костей, засохший помет, дохлые зверьки, выглядевшие так, словно их безжалостно изжевали, высосав всю кровь. В оконных проемах ближайшего шафранно-желтого строения порой что-то мелькало, то пестрое, то почти сливающееся с сумраком, как будто кто-то выглядывал и сразу прятался, пока его самого не рассмотрели. Изредка можно было заметить движение среди барханов. Возможно, маги видели больше, чем Дирвен, но с остальными они своими наблюдениями не делились.

Вызывало тревогу то, что запас воды через некоторое время иссякнет, но Эдмар утверждал, что вода будет, как только они докопаются до дворцовых подвалов. Якобы под марнейским оазисом был подземный источник, который за минувшие века никуда не делся, он его чувствует сквозь толщу песка и земли. Оставалось поверить на слово.

Дело спорилось, и не было никаких происшествий, так миновало несколько дней, а потом из лагеря пропало двое работников.

Обозленный Эдмар снова стал похож на нормального девятнадцатилетнего парня, каким он был до Лилейного омута, а не на жутковато-чарующего желтоглазого демона из бездны веков, рядом с которым любому делалось не по себе. Даже выругался в духе портовых грузчиков, хотя и невнятно, чтобы не расслышали.

– Я же предупреждал – за черту не соваться, ближе чем на пять шагов к ней не подходить! Кто последний видел этих двух придурков?

Очевидцев не нашлось, и они с Махур-нубой начали допрашивать всех по очереди. Отвлек их от этого занятия пронзительный возглас Зинты:

– Я их чувствую! Им больно, их ранят… Я сейчас…

Оттолкнув с дороги Нохиш-нубу, Эдмар метнулся к ней и сшиб с ног. Первая мысль была – ага, он наконец-то полновесно рехнулся, как было обещано. Уже на людей кидается! Или просто возжелал женщину, а поскольку она в лагере только одна…

– Махур, сюда! Свяжи ее!

Маг и лекарка остервенело боролись. Потом он что-то сделал, и Зинта обмякла, словно потеряла способность владеть своим телом, а подоспевший суриец скрутил ей запястья и лодыжки. Лицо у Эдмара было исцарапано в кровь.

– Пустите меня! – крикнула Зинта, обессиленно мотнув встрепанной головой (тюрбан с нее свалился, пока они, сцепившись, катались по песку). – Я должна… Им же больно… Я помочь им должна!

– Тебя там тоже убьют, – возразил маг. – Не посмотрят, что ты под дланью Тавше. Здешние жители даже по меркам олосохарской нечисти считаются чокнутыми, им наплевать на гнев твоей покровительницы. Я схожу сам, притащу обратно этих недоумков, и тогда будешь лечить. С какой стороны пришел «зов боли»?

– Оттуда, – она попыталась указать подбородком на ближайшее из песчаных зданий.

– Махур-нуба, присмотри за ней. Чья сейчас очередь – работать! И чтоб ни один остолоп не смел выходить из круга.

Отдав эти распоряжения, он сдернул шнурок, стягивающий волосы на затылке, и направился к жилищу волшебного народца.

– Эдмар, пожалуйста, будь осторожнее! – крикнула вслед Зинта, словно не она ему только что физиономию расцарапала.

Отсутствовал он долго – или всем показалось, что минуты еле ползут? Связанная лекарка сидела на подстилке, которую для нее принесли, и временами мучительно морщилась, как будто ей самой было больно. «Нельзя тебе туда, госпожа, не надо», – твердил почтительным тоном Махур-нуба, придерживая ее на всякий случай волосатыми ручищами. Пользуясь тем, что он на них не смотрит, Дирвен и Нохиш-нуба несколько раз обменялись взглядами. Это получилось само собой: оба созрели, чтобы кое-что обговорить. Те из работников, кто сейчас отдыхал, расселись вокруг, снедаемые тревожным ожиданием. Остальные вернулись к раскопкам, рассудив, что, если господин вернется живой, лучше, чтобы у него не было лишнего повода для недовольства.

Лицо Зинты опустошенно разгладилось, и она потерянным голосом попросила:

– Махур-нуба, развяжи меня. Уже все. Они уже умерли.

– А Эдмар-нуба?

– С ним все в порядке, иначе я бы уловила его боль.

– Подожди, госпожа, пока нельзя, потом тебя развяжем, – с сомнением отозвался суриец.