Заклятые пирамиды

Зыбкая поблескивающая полусфера с зеркалом посередине. Все, что за ее пределами, теперь виделось размытым, даже комнату как следует не рассмотришь. Он ощутил мерзостную тошноту.

Одно утешало: Эдмар, собиравшийся приступить к допросу, передумал и растянулся на полу, ни на что другое у него сил не осталось.

Боевая ничья. Дирвен обездвижен и не сможет освободиться без посторонней помощи, но его противник тоже выведен из игры, вот-вот провалится в беспробудный сон. А дверь заложена массивным засовом, и Нохиш-нубе сюда не попасть… Впрочем, Дирвена не покидало подозрение, что тот не стал бы вытаскивать из беды амулетчика Ложи, больше не нужного в качестве союзника.

– Лучше скажи, что сделал, – слабым голосом предложил Эдмар, так и не заметивший на себе волшебного репья. – Эту дверь могу открыть только я.

– Не дождешься. Ты сговорился с царицей здешнего народца, чтобы всех отдать на съедение, а теперь не выйдет, все останутся живы.

– Ты так думаешь? – маг засмеялся. – Ну и дурак же ты…

Смех постепенно затих. Он уснул ничком на тусклом мозаичном полу, разметавшиеся волосы почти совсем скрывали его побледневшее лицо.

Собственное лицо, которое Дирвен видел в окаянном зеркале, было ничуть не краше. Пронизывающие плоть иглы причиняли боль, его все сильнее тошнило. В мыслях роились самые тягостные и отвратные из его воспоминаний, словно только и дожидались этого часа, а комната казалась мутной и нереальной. Эдмар распластался у его ног, как наглядное доказательство одержанной победы, но Дирвен, глядя на свою несчастную физиономию в серебристом овале напротив, не чувствовал себя победителем.

Пустынный пейзаж не менялся, за барханами открывались барханы, а они все шагали и шагали, сведя передышки к минимуму.

Амуши, битый Орвехтом на сатибском рынке, при последней встрече упомянул царицу Лорму: вот, значит, который из олосохарских дворов досаждает им с Хеледикой! Эдмар нашел с кем связаться. Про госпожу Лорму, древнейшую из древних среди волшебного народца, рассказывали, что она когда-то была смертной женщиной, но беспримерно прогневала богов и после этого превратилась в волшебное существо. В чем заключалась ее вина, никто уже не помнил, и никаких письменных свидетельств не сохранилось, кроме фразы в одной старой книге, такой старой, что половина страниц истлела в пыль: мол-де Лорма собиралась «убить кота и поменять богов в Сонхи». Второй пункт – это серьезно, это небожителям не должно было понравиться. Интересно, чем они ее не устраивали? Сонхийские боги не вмешиваются в людские дела, никого не притесняют, живи да радуйся.

При чем здесь кот, нигде пояснений не нашлось. Не у крухутаков же об этом спрашивать. Спросить-то у них можно о чем угодно, если согласишься сыграть в загадки, но никаких гарантий, что выиграешь ответ и собственную жизнь в придачу.

Амуши, скумоны и стиги больше не появлялись. Можно не удивляться: начатое ими довершит Ярость Забагды. С юга все сильнее задувал ветер, взметая песчаные вихри, потом послышался отдаленный глухой шум.

– Смерч, – оглянувшись, произнес Орвехт ровным голосом.

Нет смысла паниковать. Это не спасет.

Порыв теплого сухого ветра взметнул распущенные волосы Хеледики, и она стала похожа на тоненькое деревце с колышущейся кроной песочного цвета.

На изрядном расстоянии смерч выглядел маленьким и неопасным. Забагда гнал его на север, а следом клубилась, застя горизонт, сплошная мутно-желтая пелена.

«Я не настолько силен, чтобы защитить нас от этого», – подумал Суно почти отстраненно, с оттенком безнадежной печали.

Девушка молитвенно сложила руки перед грудью и напевно заговорила на своем родном мадрийском диалекте. Взывает к предку-прародителю, который, по ее же словам, еще ни разу не приходил на помощь ни к одной песчаной ведьме, угодившей в неприятности.

Смерч, издали похожий на мотающуюся верблюжью шею, увеличивался в размерах. В воздух взвивалось все больше песчинок, шуршание нарастало, а Суно Орвехт так и не выполнил последнее задание Ложи, и не разыскал своего ученика, и не встретился с Зинтой, и еще много чего не сделал…

Хеледика принялась кричать во весь голос, одновременно посылая магический зов. Такую силу вложила, что смогла бы мертвеца из могилы поднять. Суно представилось, как в одном из Накопителей беспокойно ворочается несчастный человеческий обрубок, уловивший, что кто-то отчаянно зовет его, надрывая голосовые связки. Картинка была угнетающая, бередила чувство вины, и он перестал об этом думать.

Их начали хлестать песочные бичи. С головы у мага сорвало широкополую соломенную шляпу, и она запрыгала по барханам, торопясь удрать от надвигающейся бури. Смерч вихлялся из стороны в сторону, словно шутовски раскланиваясь, а тени уже исчезли: солнце в зените заволокла тусклая желтоватая пелена. Ветер толкал в спину, но ни падать, ни садиться нельзя – накроет песчаной волной.