Заклятые подруги

Ада была скрипачкой и, чтобы заполнить чем-то одинокие вечера, решила освоить смежную специальность: научиться играть на гитаре. Леня нашел ей лучшего в городе преподавателя. У Лени вообще был вкус к самому лучшему, он интуитивно понимал: только окружив себя всем самым современным, самым престижным, самым изысканным, самым красивым — самым, самым, самым, — он сможет когда-нибудь потягаться с настоящей московской элитой. А в том, что такое время настанет и он, Леня Долгов, будет когда-нибудь ногой открывать двери лучших московских домов, Леня не сомневался. Иначе зачем он здесь?

Итак, Леня пропадал до утра в «библиотеке», Ада училась у лучшего преподавателя игре на гитаре. Все были довольны и счастливы. Но однажды Ада сообщила Лене, что ждет ребенка от своего гитариста и вообще намерена выйти за того замуж. Леня слегка опешил, но, придя в себя, произнес с достоинством: «Хорошо. Мы современные люди. Я все понимаю. Только пусть он вернет мне 120 рублей, которые я ему заплатил вперед за уроки. Я его нанимал, чтобы он тебя не этому учил».

Ада и гитарист удалились из Лениной жизни, интеллигентно позволив ему — пока не построит кооператив — оставаться в коммуналке. К тому времени начинающий психиатр уже обзавелся достаточно приличной клиентурой. Тогда (да и сейчас) никто без принуждения не обращался в психоневрологический диспансер. Если у человека возникали проблемы с психическим здоровьем, он сам либо его родственники стремились найти частного врача. Обширность частной практики психиатра сопоставима только с практикой венеролога или гинеколога. А тут еще подняла голову дремавшая психотерапия — врачующая и вовсе неуловимое: дурной характер, плохое настроение, несбыточные надежды… В подобной помощи нуждается всякий рефлексирующий интеллигент. Долгов был хорошим диагностом-психиатром. Он стал незаменимым психотерапевтом: умением выслушать, посочувствовать и направить на путь истинный Леня владел профессионально. И он очень скоро построил себе кооперативную однокомнатную квартиру в престижном доме, в престижном зеленом районе.

Первое время после ухода коварной Ады Долгов просил всех друзей-приятелей знакомить его с женщинами. При этом излагал свои требования к той, которой могло быть разрешено покушаться на его сердце: она должна быть дочкой академика, не старше 25 лет, красивой, желательно блондинкой (брюнеткой была вероломная Ада), характер иметь мягкий и покладистый. Но как-то исподволь, постепенно Ленины четкие критерии размывались, превращаясь в незамысловатое, но ненасытное: «Познакомь!»

Его коллеги посмеивались: «Врачу — исцелися сам». Каждый знает, что поощрять, кормить свои комплексы неумно. Комплексы тогда жиреют и наглеют. Если ты неспособен к долгим, теплым, доверительным отношениям с женщинами, нужно работать над своими внутренними проблемами. Леня и сам понимал: надо остановиться. Но, во-первых, дочка академика, красавица и блондинка не старше 25 лет все как-то не попадалась в сети, а во-вторых, лучше уж кормить комплексы, чем загонять их глубже в подсознание, а потом всю жизнь раздираться смутной неудовлетворенностью. Кроме всего прочего, статус перспективного (во всех смыслах) холостяка тоже кое-чего стоит и помогает открывать те самые вожделенные двери, да еще как.

Очень любили Леонида Михайловича его пациентки. Они влюблялись в него пачками — и в стационаре клиники, где Долгов врачевал неврозы, и в частном, если так позволительно выразиться, порядке. Врачебная этика не одобряет, можно сказать прямо, запрещает использовать беззащитное состояние пациентов. «Но ведь они когда-нибудь да выздоровеют, эти барышни, — оправдывался Долгов. — А никогда не страдавших неврозами где ж набраться-то?»

Итак, Кудряшов сидел в кабинете доктора, вежливо слушал Леонида Михайловича и внимательно наблюдал за ходом мысли последнего. «Стало быть, — решил для себя Слава, — Долгов считает себя, несомненно, сильным человеком, способным к одиночеству. Стало быть, для него это одиночество представляется желанным. Однако он слишком убедительно и аргументированно говорит об этом. Если бы для него одиночество было естественным состоянием, он не придавал бы ему такого большого значения и не замечал бы, как не замечают воздух».

— Да, — сказал вслух Кудряшов, — я вот тоже никак не могу жениться. Хотя подустал, признаться, от разнообразия. Но как-то все не получается — пару найти.

— Вас это беспокоит? — с профессиональной заинтересованностью спросил Долгов. — Мешает наслаждаться жизнью? Тревожит? Печалит?

— Может быть, может быть… Леонид Михайлович, Алевтина Коляда, какая она была?