Заклятые подруги

Когда Андрей в первый раз пришел к Оксане в гости, она поставила перед ним на застеленный газетой стол сковородку жареной картошки и два граненых стакана. Андрей ничего тогда не сказал. Он, привыкший к прибалтийской эстетике, никак не выразил своей брезгливости. Вовсе не утонченность и изысканность нужна была ему в те времена, а вот такая простая, деревенская сытность.

Да, Андрей Сафьянов любил красивые вещи, красивых, отмытых женщин, красивые, чистые города, но он жил в драной шумной Москве и был нищ, как церковная крыса. У Оксаны всегда можно было наесться досыта. Приходя к Андрею, она всегда приносила с собой авоську со свеклой, картошкой, морковкой. Впервые за многие годы Андрей чувствовал себя в безопасности. Оксана вовсе не была красавицей, от которой теряют голову, но она была надежна, как бетонная балка, она не требовала ничего и появлялась рядом, как только ее позовут. В Оксане была та самая надежность, которую всегда ищут женщины в мужчинах, но чаще мужчины находят в женщинах.

Оксана, как всегда, безропотно взвалила на плечи подвернувшийся груз. Ей, в сущности, все равно было, она точно знала: жизнь — надрыв. Так лучше надрываться рядом с Андреем, рядом с его, как казалось Оксане, блестящими друзьями, в другом, неведомом ей мире, где устают от напряжения мозгов, а не от махания лопатой, чем жить с каким-нибудь слесарем-ремонтником, с колхозником, с теми, с кем проходила до сих пор ее выморочная жизнь.

Они встретились, как две разбитые штормами каравеллы, и вместе, туго натянув паруса под попутными ветрами, устремились к берегу, ища спокойной гавани.

Однако Сафьянов к тому времени уже стал инвалидом семейной жизни. Никаких иллюзий по поводу этого гражданского состояния у него не наблюдалось. Андрей надорвался, принося жертвы на брачный алтарь, — у него уже не оставалось ничего, что можно было бы положить в эту окровавленную, пережевывающую все подряд, вечно алчущую пасть под названием «семейная жизнь».

Он ни за что не хотел расписываться с Оксаной, зная, что штамп в паспорте каким-то чудодейственным образом влияет на женскую психику, причем далеко не в лучшую сторону.

Но жизнь опять обманула Андрея. Катастрофическая несправедливость состояла в том, что он больше всех людей на свете самым лютым образом ненавидел узы брака, а узы эти злобными, кишащими гадами со всех сторон наползали на него, душили, отравляли, сковывали свободу. Не было ни одной женщины в окружении Сафьянова, которая не мечтала бы заполучить его в мужья. Он почему-то — вот где глобальная невезуха! — производил впечатление человека, созданного для семейной жизни.

К тому времени Сафьянов как раз заполучил свою комнату в двухкомнатной коммуналке и через год-другой испытательного срока, терпеливо выдержанного Оксаной, уговорил соседку поменяться на Оксанину комнату. Таким образом он как бы избавлялся от наличия коммуналки в своей жизни, но как бы и не женился на Оксане. Они жили вместе, с отдельными лицевыми счетами, жили добрыми соседями, приятелями, помогающими друг другу выжить. Но тут — вот очередные подлость и искушение судьбы — московская бабушка Сафьянова, тоже жившая в коммуналке, как-то намекнула, что не прочь съехаться с внуком: уж больно стара и больно устала жить одна. Идея огромной квартиры в центре города, которая могла бы образоваться путем этого обмена, захватила Сафьянова настолько, что он на секунду потерял бдительность. Этого, как выяснилось, было достаточно.

Сафьянов вприпрыжку, бодро и радостно нашел роскошную трехкомнатную квартиру в доме с лепниной на Арбате, но поскольку, въезжая туда чужими людьми, они с Оксаной с точки зрения жилищных правил ухудшали свои квадратно-метровые условия, возникла заминка с их пропиской. Можно было бы, наверное, провернуть все каким-то более безопасным способом, но Сафьянов, горя желанием заполучить вожделенную площадь, потерял контроль над ситуацией, пошел у нее на поводу. Андрей отправился с Оксаной в загс, предварительно проведя с нею разъяснительную работу на тему о том, что это ничего не означает в части его свободы, а только становится очередным звеном в цепи улучшения их общего положения. Оксана внимательно слушала, бодро поддакивала и оставляла впечатление человека, тонко понимающего ситуацию. Но на самом деле никто в мире, а также в его окрестностях, не смог бы объяснить ей, что она не имеет никаких прав на мужчину, который мало того, что живет с ней, спит с ней, ест и пьет приготовленное ею, ходит в стиранных ею рубашках и носках, но еще к тому же называется по закону ее мужем. Как это — на мужа и прав не иметь?

Зарегистрировались они без помпы, просто съездили на трамвае в бюро записи актов гражданского состояния. А в день, когда нужно было идти оформлять документы на съезд, бабушка вдруг заартачилась: другие родственники успели обогреть старушку, внушив мысль, что у внука ей не поживется.