Заклятые супруги. Золотая мгла

Я чудом не подавилась вишенкой, которую сняла ложечкой со взбитых сливок. Все-таки матушка – редкостная зараза. Во-первых, подняла эту тему при всех, так что отказаться вроде как не особо удобно. Во-вторых, спросила не меня, а Анри. Ему-то с чего возражать? Он обожает развлечения, а после того что я устроила, точно согласится.

– Скажем, за неделю до Праздника лета? Мы могли бы собрать всех гостей в Мортенхэйме.

Еще одна радость. В Лигенбурге уже вовсю идет подготовка к Празднику лета. В парках высаживают цветы – когда сплошными коврами, когда в виде узоров. Через пару недель начнутся летние ярмарки, в главную ночь лета улицы и площадь короля Витэйра заполонят потоки людей, которые будут танцевать и загадывать желания. В эту же ночь состоится Королевский бал, но лично я в это время хотела бы крепко спать с плотно закрытыми окнами.

– Ваша светлость, я польщен, – Анри внимательно посмотрел на матушку, – но поскольку прием касается нас обоих, сначала стоит спросить мою жену.

Я все-таки подавилась. Орешком.

Закашлялась, созерцая растерянные лица – все до единого, даже Винсент, едва не уронили челюсти на тарелки. Невозмутимым остался только Альберт, он откинулся на спинку стула, глядя на нас со странной едва уловимой насмешкой.

– Что скажешь, Тереза? – негромко спросил Анри.

– Я бы предпочла с этим повременить.

Он накрыл мою руку и улыбнулся матушке. Так, что я на всякий случай отложила ложечку – не хотелось погибнуть во цвете лет от удушения десертом. Никогда не думала, что мой муж умеет так смотреть: на равных, но в то же время так мягко и внимательно, словно вся вселенная сосредоточена в сидящем перед ним человеке. В данном случае – на ее светлости, герцогине Илэйн Биго.

– Что ж, думаю это будет разумно, – отозвалась та. – Ваша забота о чувствах моей дочери восхитительна.

Вот так просто – и никаких поджатых губ и холода в глазах?

Опомниться я не успела, воцарившуюся тишину разрядил звонкий голос Луизы:

– Граф, я забыла, чем питаются гигантские пещерные слизни?

22

Демоны тебя раздери, Анри Феро! Мог ты просто сказать: «Да, давайте устроим этот дурацкий прием!» – я бы пережила. Нет, тебе зачем-то потребовалось играть в джентльмена, хотя ты им отродясь не был.

Я ударила кулаками по коленям – так, что Мэри вздрогнула и едва не выронила щетку. Она только что помогла мне раздеться, и я сидела перед зеркалом в накинутом поверх сорочки халате. Весь вечер Анри не отходил от меня ни на шаг, но по дороге домой мы молчали. Он не пытался завести разговор, а я и подавно – от него по сиденью лишь чудом не расползался иней. В гостях у Винсента и в экипаже рядом со мной были два разных человека.

– Миледи, позвольте?

Я раздраженно дернула плечом, но все-таки кивнула, и камеристка принялась расчесывать мне волосы. Настроение портилось с каждой минутой. Нет-нет, но я поглядывала на дверь в надежде, что он войдет, нахально улыбнется, выставит Мэри – пока его время еще не истекло, и все будет по-старому. Вот только время шло, а Анри не шел. Даже Кошмара нигде не наблюдалось, хотя я уже привыкла к тому, что этот кот постоянно путается под ногами и осыпает шерстью все, к чему прикасается.

– Как прошел вечер, миледи? Как ее светлость? И леди Лавиния?

– Замечательно, – буркнула я. – Покоряют Лигенбург.

– Не сомневаюсь, что леди Лавиния пользуется успехом. Она очаровательна.

– А я?

Я спросила это вслух? Я безнадежна.

Мэри побледнела – самую малость. За годы работы камеристка изучила меня отменно и знала, когда нужно помолчать, а когда лучше поговорить. Но к такому явно оказалась не готова. Возможно потому, что меня мало волновали вопросы собственной внешности, и еще меньше – кто и что о ней думает.

– Забудьте.

– Вы очень красивая. – Она мягко провела щеткой по натянутой пряди и отпустила. – Заплести вам волосы?

– Да, пожалуй.

– Вас можно поздравить?

Я удивленно воззрилась на нее через зеркало: руки камеристки порхали за моей спиной, проворно стягивая густые волосы в косу.

– О чем это вы?

– Ну как же… Комната теперь только ваша.

Камеристка улыбнулась, я же резко оттолкнула ее руки и вскочила. Метнулась к гардеробной, рывком распахнула двери. И замерла. Синее платье Мэри вернула на плечики: надорванное, оно еле-еле держалось, но одежды мужа не было. Пустовали полки для рубашек и шейных платков, сиротливо болтались вешалки, на которых еще вчера висели сюртуки и жилеты. Коробки из-под его обуви тоже исчезли.

– Миледи, не переживайте, – затараторила камеристка. – Его вещи собирал камердинер, но я стояла и смотрела, чтобы ничего не помял и не повредил. Все время, что он здесь был. Эти вэлейцы такие грубые и неуклюжие…

– Замолчите.