Заклятые супруги. Золотая мгла

В экипаже темно. Болтаются туда-сюда кисточки на занавесках в такт движению – багряно-черные в ночи. Сами шторки треплет густой горячий воздух, но легче не становится. Опять пахнет какой-то гадостью – дымом с кисловатой прогорклой примесью – вот она, обратная сторона прогресса. Я облизываю пересохшие губы: жарко, невыносимо жарко. Анри давно избавился от фрака и расстегнул рубашку, я же лишена даже такой возможности, только перчатки стянула. Лицо наверняка блестит от пота, а нижнюю рубашку и юбки явно придется сушить. Дышится тяжело, кажется, что стоит пошире раскрыть глаза – и увидишь пропитанный влагой воздух. В прямом смысле увидишь. Впрочем, днем в Лигенбурге и так отлично видно, чем дышится: то туманы, то смог фабричных труб, то пыль, летящая из-под колес экипажей особенно проворных извозчиков прямо в лицо, волосы и куда достанет. Сердце сжимается, когда представляю, что придется со всем этим расстаться.

– А говорили, в Лигенбурге постоянно дожди. Наглая ложь.

Как-то странно он на меня смотрит. Слишком пристально.

– Вовсе нет. Такая жара для нас редкость.

Анри не обнимает меня только потому, что, если попытается – мы превратимся в две расплавленные потные фрикадельки. Как-то я почитала, общего развития ради, возвышенную поэзию эпохи Рассвета, вот там влюбленные в полдень «под зноем душистым» предавались любви и сладострастию. Вот это – точно наглая ложь. В такую погоду хочется с головой окунуться в студеное озеро. Или на берегу Ирты вытянуться под бескрайним звездным небом, слушать стрекотание ночных насекомых и неспешный бег реки. Я удерживаю готовое сорваться с губ предложение поехать туда прямо сейчас, потому что перед глазами живо встают строчки из сна.

«В лесу ты была ненасытной грязной девчонкой».

– Совсем плохо?

Меня и правда мутит. Слишком много было людей у Уитморов – как ни странно, я стала легче воспринимать толпы, но видимо, не до конца. Сейчас бы холодный дождик.

– Это все жара.

Анри подался вперед и мягко сжал мою руку. Казалось бы, ладонь должна быть потной, но она сухая. Теплая, мягкая, а еще такая большая по сравнению с моей.

– Почему ты боишься людей, Тереза?

От неожиданности я выпрямилась, хотя до этого растеклась по сиденью серо-голубой лужей.

– С чего вы взяли?

– Ты бледнеешь, когда входишь в зал. Пальцы становятся холодными. Над губой выступает пот.

Надо же, какая наблюдательность.

– А еще ты вздрагиваешь. Незаметно, едва уловимо и, наверное, даже сама этого не замечаешь. И ты снова обратилась ко мне официально.

– Вы меня пугаете, граф.

Я сама за собой не замечаю столько, сколько замечает он.

– То есть я хотела сказать: ты меня пугаешь, Анри Феро.

– Я не нарочно.

Анри улыбается, но в глазах нет веселья. А мне становится страшно – я не просто готова ему рассказать, я хочу ему рассказать. О том, что заперто внутри меня на тысячи замков, которые рядом с ним слетают, как под порывом ураганного ветра.

– Это заметно, если присматриваться. Хотя в первый раз я решил, что ты волнуешься из-за лорда Пираньи.

– Неужели ревнуешь?

– А если и так? – Муж посмотрел на меня в упор. – Вы сегодня так очаровательно любезничали.

Гм. В папоротниках, что ли, прятался и следил? Хотя бальная зала у Уитморов большая.

– Я же думал только о том, что хочу его придушить. И это сбивало с толку, потому что до тебя я никого и никогда не ревновал.

– Вот она, расплата, – фыркнула я. Не знаю почему, но это было удивительно приятно. – К твоему сведению, лорд Фрай женат.

– Да неужели?

Я недоуменно взглянула на него – слишком колючей вышла насмешка.

– О чем ты?

Он плотно сжал губы, но потом все же ответил:

– О том, что некоторых это не останавливает.

Я дернулась, как от удара, отняла руку. Хотела холодного дождика – получи.

– Это ты по собственному опыту с Камиллой Уитмор говоришь?

Анри бросил на меня быстрый взгляд, выругался:

– Тереза, я не это хотел сказать.

– Ну почему же. Ты неоднократно заявлял, что лорд Фрай – мой любовник. Особенно до того, как лично удостоверился, что это не так.

Он напрягся, скулы обозначились четче.

– Я совершенно тебя не знал. Понятия не имел, как ты живешь и чем. Я ожидал увидеть старую деву – в самом кошмарном смысле этого слова, но увидел умопомрачительно красивую женщину. Гордую, надменную и холодную, помешанную на единственном мужчине. Только слепой не заметит, как ты на него смотрела. И ради Всевидящего, ты видела себя в зеркале в тот день? Ни одному здоровому мужчине не придет в голову, что у такой женщины нет любовника.

Вот даже не знаю, оскорбиться или порадоваться?

– То есть вы сочли меня гулящей женщиной и решили на мне жениться? Чудненько.

Анри скрипнул зубами:

– Тереза!

– Я двадцать семь лет Тереза, и от этого ничего не меняется. Какое разочарование ты должно быть испытал в нашу первую ночь!

Он глубоко вздохнул и пересел ко мне:

– Послушай, я виноват. Я действительно ошибся.