— Сильнее ненависти? — он на секунду закрыл глаза и раскинул руки — вокруг на деревьях сияли бесконечные ряды теней. — Сильнее ненависти может быть только желание жить. Страстное, испытуемое множествами бед и несчастий.
— И это, ты хочешь сказать, могущественнее любви?
— Не будь идеалисткой, — он бросил на неё весёлый взгляд. — Я умер, потому что любил тебя. Я выжил, потому что слишком сильно ненавидел тех, кто тебя убил. Но знаешь, почему этот мир был сотворён?
Она не ответила.
— Потому что, Эрри, когда всё разрушалось, мне слишком хотелось жить, — его глаза вспыхнули. — Я был готов на любые жертвы — ради тебя, ради тебя. Не ради пленённых душ. Не от великой любви к творению. Не потому, что хотел показать ему, что сильнее. Просто выжить — это универсальное средство. От боли, от ужаса — всяко лучше, чем погибнуть. Даже без чар, без сил, без шанса воссоединиться до скончания веков. Пока мы живы, всё можно исправить. Разрушить все проклятья. Разлюбить. Полюбить вновь. А после смерти уже ничего нельзя. Забыть даже — и то не получается. Никогда не говори, что тебе надоело жить. Никогда не желай умереть. Это не просто грех — разве могут боги быть грешны? Так ты сдаёшься. А живут те, кто не сдаётся никогда. Борьба — сам смысл нашего существования. Не сдавайся, даже если за тобою мчится стая волков, а сил не осталось ни капли. Лучше протянуть лишь один миг, чем упасть — вдруг там, за поворотом, тебя ждёт дом или охотники с ружьями?
— Даже если выхода всё равно нет?
— Тем более. Тем более, Эрри.
Она рухнула на свежую зелёную траву — такой неожиданный островок счастья среди всего этого кошмара, покатилась, пытаясь сбежать от пламени, но ведьма уже стояла на кругу. И Анри вдруг подумала — может, это тот самый момент, когда пора понять, чего именно она хочет. Когда пора бороться?
Кэор рванулся в сторону — почему-то сейчас над ним больше не нависала отчаянная, бесконечно холодная тень покойной супруги.
Ведьма выпрямилась. Её лицо теперь не было таким уж уродливым, таким отвратительным и гадким, и пальцы больше не походили на звериные когти, вот только безумие будто бы обратилось в бесконечное звёздное сияние, окружившее её бесконечным, бессмертным ореолом.
Заклинания крутились на кончиках её пальцев, могучие и неиссякаемые. Она — просто скопление тьмы, у неё в голове — бесконечным рефреном одни и те же слова, и Анри поняла, что она слишком устала бежать. Дальше всё равно некуда, и получать заклинанием в спину не хотелось.
Самаранта скривилась — даже на таком расстоянии видно. И огонь вспыхнул, рванулся в высь — она так верила, что источник вновь подарит ей красоту, сможет отомстить за неё во всём, сможет вернуть прошлое, то, от чего она отвыкла. Может быть, это даже имело право стать правдой — но она поверила не потому, что так надо, а потому, что ослабела и стала какой-то чрезмерно глупой.
Огни и травы — бесконечный поток сознания Самаранты, казалось, проникал и в сознание её жертв.
Она наслаждалась собственным могуществом. Что могут простые люди — безоружные, к тому же, — в Источнике против ведьмы? На что они способны?
— Я могу убивать вас долго, — прошептала она. — А могу сделать это быстро. Вы тут потому, что вы желаете смерти. Потому что у вас на этом свете счастья не будет. Зачем тянуть?
Позволить судьбе выполнить своё предназначение. Вот что надо сделать. И она тут пламенем сыплет именно с этой целью, потому что просто желает им немножечко помочь — таким вот странным, диким способом. И огонь этот — очищающий, подарит ей свободу.
— Мне всё равно — как, — она хмыкнула. Красота уже почти вернулась — Самаранта Тальмрэ когда-то была великолепной женщиной.
Пока не решила продать всё это за колдовство.
Но источник подарит ей и то, и другое.
— Теперь, — она прошептала, — говорите мне. Умирайте быстро. Зачем страдать? Зачем мучиться? Вы всё равно не хотите жить. Я чувствую.
Может быть, стоило согласиться. Анри чувствовала, как нужные слова — убей быстрее, убей! — почти сорвались с её губ. Но ей-то чего жалеть? Она ещё может быть счастливой, хоть когда-нибудь, в неизвестном, далёком будущем.
Когда выбросит короля из головы.
Это Кэор уверен в том, что не найдёт в этом месте себе жизни. Это он — напряжённый, холодный, собирается сдаться вот-вот, сию же секунду.
— Эй, ведьма, — он поднял на неё взгляд, почти до боли равнодушный — сейчас согласится. — Умереть, конечно же, лучше быстро. Но… — Анри показалось, что она уже видела эту улыбку — если не на его губах, то в чьих-то чужих — другого цвета, — глазах, — не сейчас.
Он назвал разгадку. И это было не в заклинаниях, мечах или стрелах. Не в ненависти и в любви.
В желании выжить.