— Ты его читал хоть раз? Думаю, только мать говорила, а ей пересказывала Далла, между прочим, крайне неустойчивая женщина. Высшая и Воин — это, конечно, красиво, и там говорилось что-то о воссоединении континента. Высокие цели, сквозь тернии к силе. Двое, что победят ненависть между собой — и чья любовь не имеет границ. Ты, конечно, испытываешь к сестре тёплые братские чувства, а после того, как Монике в сердце попала та спица, даже несколько минут желал её придушить, но неужели и вправду веришь в то, будто бы забудешь о своей дарнийке-ведьме и возьмёшь сестру в жёны?
Рэй поперхнулся и уставился на Дара, будто бы на безумца.
— Разумеется, нет. Но причём тут это?
— Высшая и Воин — это не кровная пара, — хмыкнул он. — И ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю. Вы с Эрлой — только… последствия. В ней тоже много магии, которую она до сих пор не может осознать — считает себя то Воительницей, то ещё кем-то. Там даже рассказывать всё это бесполезно, а Эрри ещё и подлила масла в огонь. Не надо было делать из ребёнка такую же стерву, как она сама, я думаю, но то уже наши с нею проблемы. Эрри просто хотела добиться своего — она это и сделала. Эрла дождалась, нашла в себе силы для борьбы, а этот бедный влюблённый мальчишка — он ещё с нею намучится, вот увидишь, — даже равновесие в очередной раз нарушил, пристрелил советника твоего отца. Колдовство в ней ещё проснётся, созреет, но в более мирных… границах.
— А я? — Рэй прищурился. — Если нет никаких предназначений, то причём здесь вообще моя магия, почему она была нужна Тэллавару?
— Потому что когда Дарнаэл Первый — ну, я, то есть, — обзавёлся семьёй и стал королём, он продемонстрировал своё волшебство публично. Ошибся, разумеется, но всё же. И именно потому этот достаточно редкий, но сильный дар и передаётся по крови — в ком-то больше, в ком-то меньше. Кто-то получил его, потому что мама — я о твоей бабушке и о твоей матери сейчас, — колдовала много, выбирая в качестве жертвы элвьентских принцев… А ты просто маг с большим запасом силы — и, что самое отвратительное, с возможностью специфически её использовать. Будь ты богом — был бы бессмертным и вершил бы судьбы, а так — твоё могущество ограничится ещё какой-то сотней лет и твоими мозгами, я надеюсь.
— И ты, судя по всему, совершенно не собирался мне обо всём этом рассказывать, пока Эрла не потрудилась над каким-то там равновесием, — Шэйран упёрся руками в невысокие поручни моста, словно вода притягивала его к себе. — Прекрасно.
— Не собирался, потому что незачем было, — хмыкнул Дарнаэл. — Ты можешь колдовать и без этого. Но сейчас нам всё равно придётся отправляться в путь и много пользоваться волшебством. И поэтому — боюсь, даром придётся овладеть.
— И ты даже можешь научить, как этим пользоваться?
— Да что тут учить, — пожал плечами мужчина. — Всё слишком просто. Ты должен чувствовать ненависть и боль в людях — и пользоваться ею против них. У меня даже нет никакого способа продемонстрировать это тебе, я ж тебя не ненавижу. Даже Эрри, хотя она пример получше, сейчас не пылает отчаянной ненавистью к кому бы то ни было. Как видишь…
— Тупиковая ситуация.
— Именно.
Рэй оторвался от созерцания воды и двинулся дальше — будто бы ему нужно было разобраться во всём этом.
— А разве человека с таким даром можно остановить? — спросил он, обернувшись к Дарнаэлу.
Тот рассмеялся. Можно ли? Перед глазами стоял источник — его кристальные грани, которые так отчаянно пытались склонить каждого, входившего в этот бесконечный лабиринт, ко злу. Ещё несколько дней — и всё рухнет, не так ли бормотала Эрри о своих пророческих снах, так до конца и не выскользнув из полубреда?
— Только люди, в которых нет ни капли ненависти, — вздохнул мужчина. — Либо собственная адекватность. Видишь, как прекрасно, что Тэллавар даже не догадывается, как всем этим пользоваться?
=== Глава семьдесят первая ===
Армия Элвьенты входила в Кррэа почти как победитель длительной, кровавой войны, хотя на деле они не пролили ни капли на поле боя. Дарнаэл, впрочем, себя торжествующим не чувствовал, на голову давило одно только осознание того, что всё это — не конец. Просто так чужие армии не приходят к вратам своих соперников и не обвиняют своего короля в том, что он призрак.
Кальтэна похоронили там, на месте. Поставили какой-то знак — могильную плиту, может быть, установят позже, если время и бесконечные битвы не сотрут след о том, что он там был, с лица земли. И почему-то Дар, вспоминая о том, как умер его друг, ловил себя на мысли, что на его месте могла быть братская могила — целой армии или, может быть, только её частей. Сколько людей выжило, когда Фэза отпустил этот мир?