И всё же, его любовь, казалось Анри, несчастнее. Он Марту давно простил, и она тянула к нему руки только потому, что так приказано. Потому, что выхода другого как бы и нет — и не будет, наверное. А Марта… Марта — то прошлое.
Ей повезло больше. Она любила — если любила, — прекрасного человека.
Но Дарнаэл — это пламя. Вечное, пылающее с такой силой, что не зажечься невозможно.
И те, кого он выбирал, были ему под стать. И они тоже горели изнутри.
С ним она могла разве что снаружи — и пепелищем жалких иллюзий рухнуть к ногам человека, что всегда пытался заменить ей родителей.
Она не ему должна была прощать.
Она матери своей должна была прощать.
— В одно мгновение, — она сжала холодное лезвие, выкованное из травы и мыслей, — надо прощать. Но, Первый, как же мне не хочется своей смертью стать последней каплей возрождения этого ада!
Кэор ничего не ответил. Ему и не надо было — они думали в унисон. Они действовали в унисон сегодня.
Анри хотелось сказать, что она и о той ночи не жалела.
Что она хотела бы с ним жить в домике у моря, целовать в макушку их — его, — детей, чтобы им по ночам кошмары не снились, и петь тихую колыбельную младшему, чтобы уснул поскорее. А утром — на поле боя, плечом к плечу, и не имеет значения, на войну ли, во дворец или в ещё один мирный день.
А ему хотелось сказать, что глаза её — чище, чем у Марты. И что она — как то, чего ему хотелось. Куда им пламя, куда им предательство, куда им вверх — им и на земле хорошо было бы.
Вдвоём.
Если не жить, то умирать.
И думали они тоже — одинаково. Защитить. Если не себя — никогда не себя, — то тех, кто там. Кто жив ещё. Кто имеет право на счастье.
Кто позволит миру жить дальше.
И лезвия, холодные, стальные, непонятно откуда — но ведь они воины, верно? — появились в ладонях, попробуй вспомни, что они такое, но убить — возможно.
— Ты же знаешь, — они стояли друг напротив друга, и губы Кэора шевелились едва заметно, когда он выдыхал это короткое признание, — что это для всеобщего блага. Чтобы им — не достаться.
— Прощаю, — согласно кивнула она.
Сверкнуло серебро, и в один голос, с тихим хрипом, он выдохнул «прощаю» тоже.
И в тот момент сводчатый, небесный потолок раскололся на части и осыпался пеплом к их ногам, и только разочарованным эхом посреди океана взвыл Магический Источник.
=== Глава семьдесят четвёртая ===
Пожалуй, любой стране довольно трудно понять принца, почти короля, что отказывается от любого мало-мальски полезного сопровождения только ради того, чтобы отправиться в путешествие в сомнительной компании. И разве страна может оценить своего будущего или нынешнего правителя, что седлает лошадь и собирается в путь с тремя эрроканцами, двумя эльфами и местным бестолковым библиотекарем, что всё реже и реже показывается своим собственным друзьям, пусть и бывшим, на глаза? Разве страна может действительно поверить в то, что этот правитель не сбегает позорно с поля боя, а собирается что-то сделать?
Шэйран, право, слушал их примерно так, как обычно Дарнаэл Второй — только обернулся и с усмешкой отметил, что королю однозначно лучше знать, как ему поступать. Что никуда он не денется — вернётся, когда придёт время. Что оставляет этот жалкий, не значимый залог — белокосую ведьму, готовую сорваться с места в тот же миг, как её пропажу не смогут обнаружить.
И что-то ещё, высокопарное и красивое, но слушали его разве что остающиеся во дворце слуги. Лэвье и так обратилось пустым городом, в котором только холод и можно встретить на дорогах. Надвигалась осень, пусть медленно, неуверенно, и жёлтых листьев на деревьях ещё не сыскать; они все убегали от предстоящих дождей в войны, как всегда, за расширение драгоценной страны или, может быть, просто так. Граждане умудрялись оправдать своих правителей так же быстро, как и осуждали всех остальных.
— Удивительное дело, — Первый осадил коня, когда они оказались достаточно далеко от столицы, — но они готовы верить каждому твоему слову. Я очень сомневаюсь в том, что с Рри было точно так же — граждане тогда, по крайней мере, немного следили за тем, что делает правитель.
Рэй усмехнулся.
— Тебя очень долго не было, Первый, — ответил наконец-то он. — В Элвьенте есть только один король, которому будут верить на слово. И если ты представляешься его сыном, больше шансов на доверие, чем просто временным регентом. Все эти правители, советники… На самом деле вряд ли у них есть право голоса.
— Странно звучит, — вздохнул мужчина. — Будто бы страна, в которой нравы похуже, чем в Халлайнии.
— У нас нет рабов, — возразил Шэйран. — Только вольные граждане, что сами выбирают, кто им любимый правитель, а кто — ненавистный. Но с Тьерронами уже многие успели свыкнуться, трудно этого не сделать за много сотен лет. Верно, Эрла? — он перевёл взгляд на сестру, но та промолчала, то ли не причисляя себя к местной королевской семье, то ли просто не желая после всего даже слово молвить родному брату.