Заклятые враги

И он, ни на что не способный маг. Жалкое существо, для чар которого есть только кусты вокруг и какая-то зелёная трава под ногами.

— Что? Неужели наследники столь высоких родов не могут схватиться за меч и снести голову с плеч? Неужели не умеют сражаться? — ухмыльнулся мужчина.

— Мечом — вряд ли, да и его выбили их моих рук, — хрипло ответил Шэйран. Хотелось тряхнуть головой — волосы нагло лезли на глаза, и ему казалось, что всё вокруг плывёт.

— Так сын Второго не унаследовал его умение драться? Даже шпагу не удержит? — главарь — если, конечно, среди них таковой вообще был, — даже немного ослабил хватку.

— Нет, — Шэйран криво усмехнулся. — От него у меня другой дар.

Такой маленький зачаток кустика — что может с ним сделать обыкновенный маг? Что может сделать эльф без долгой песни во славу растения?

Что может сделать маг, у которого единственное умение, которым он владеет в совершенстве — это не руководить личностью человека, а заставить траву вымахать до неба?

…Тонкая, длинная ветвь, появившаяся будто из неоткуда, проткнула насквозь человека. От только захрипел, роняя меч к ногам элвьентского принца, и он замертво рухнул на землю, когда осыпался старый куст пеплом.

Наверное, они не успели даже вскрикнуть. Благо, в лесу хватало достаточно деревьев — по крайней мере, чтобы справиться с отрядом из семнадцати — теперь Шэйран посчитал с методичной, поразительно лёгкой точностью, — глупцов, что даже не обзавелись перед походом какими-то нагрудными щитами или чем-то вроде того.

У него судьба, наверное, такая — постоянно разочаровываться в свое магии, а потом каждый раз, призывая к её помощи, просить у своего собственного дара прощение за то жуткое пренебрежение, которое он позволил себе на мгновение.

Кровавая зелень — только остатки травы под ногами, стоптанной, обессиленной, тонкой, а спустя миг — пылающей силой и мощью.

Первый как-то раздражённо, зло сорвал цветок, распустившийся на одном из взросших внезапно кустов, сжал его в кулаке, пытаясь выдавить всю жизнь, весь сок, и недовольно покачал головой.

— Никогда не пользовался своими чарами в таком ключе, — промолвил он наконец-то.

— Боюсь, я никогда не умел делать с этим ничего больше, кроме этого, — скривился Шэйран. — И вряд ли научусь.

На его руках не было крови.

Но она потоками стекала с взращённых им же листьев.

=== Глава семьдесят восьмая ===

Галатье Торрэсса был просто жалкой куклой — марионеткой, той самой, с которой так удобно и просто, так легко и знакомо играть, дёргая за ниточки, просто чтобы он починялся, поддавался бесконечным коротким попыткам столкнуть его в пропасть.

Галатье Торрэсса, король архипелага среди бесконечного океана, король, которого столкнули с трона, не встретив ни мига сопротивления, самый бессильный и жалкий король на свете.

Галатье Торрэсса — на коленях, в молящей позе, с широко распахнутыми глазами и отчаянным ужасом, отражающимся где-то в глубине бесконечного отсутствия цвета. Такой испуганный, с ледяными руками, всматривающийся в пылающие алым сапфировые глаза монстра с континента, монстра, обагрившего кровью весь его дворец.

— Дарнаэл, — ошеломлённо выдохнул он, опуская руки, но так и не поднимаясь с колен. — Дарнаэл, это ты…

Он не мог его обвинить. Не мог выдохнуть ни единого слова, что остановило бы проклятого короля. Не мог даже сказать, что тот повинен в смерти его дочери, приёмной ли она была, родной ли. Подобострастно, льстиво, но так искренне — он смотрел на него, словно на идола, будто бы на икону в своём собственном храме, так, как смотрят на святых, что возвращаются с того света.

Дарнаэл замер на пороге, даже не в силах остановить собственную ненависть, своё раздражение, полыхнувшее подобно какому-то пламени.

Галатье отшатнулся наконец-то. Но он так и не смог заставить себя подняться на ноги. Казалось, молитва неизвестному божеству застыла у него на губах, будто бы клеймо — если, конечно, он читал свою короткую мольбу не живому человеку.

Тьеррон видел когда-то такие взгляды. Когда его израненное государство глазами несметной толпы молило его остаться. Свергнуть собственную мать. Стать тем, кого они столько лет ждали, в кого верили, на кого надеялись, ожидая вечного спасения от каких-то неведомых грехов или чего-то ещё.

Почему-то от одной мысли об этом становилось противно — как-то не по себе. И Дарнаэл знал — пусть народ, измученный, неграмотный, уставший, имел полное право взирать так на своего короля, но только не правитель соседней державы.

Только не тот, чью дочь — или падчерицу, не имеет значение, — он сам приказал казнить. Безжалостно, без минутной остановки, по праву и по правде, но ведь это не делало его грех мягче в глазах скорбящих родителей.

— Твоя Армия, Галатье, — сухо промолвил он, ступая в камеру, но не закрывая за собой дверь, — стоит на границе Эрроки и Элвьенты с весьма явным намереньем напасть на мой континент. Очень неприятно понимать, что в такое мгновение её король прохлаждается в хорошо защищённых покоях и читает, вероятно, за мой упокой молитвы.