Малфой смотрит чуть сверху, видя и чувствуя каждый удар сердца от вздрагивающей артерии, каждое движение ресниц, прячущих её глаза. Он готов поклясться, что за секунду до того, как поцеловал её, он видел! Видел то, чего ему так не хватало всё это время. И за возможность увидеть это снова он готов даже забыть, что Грейнджер шпионила за ним со своими дружками вчера. Готов забыть многолетнюю вражду, желание указать ей на своё место. Готов даже забыть о её грязной крови.
— Посмотри на меня! — приказным тоном говорит он, не меняя позы. Гермиона трясёт головой, пытаясь спрятать лицо под растрёпанными волосами, хаотично выбившимися из хвоста. — Посмотри на меня, Грейнджер! — он встряхивает девушку, как тряпичную куклу. Её голова запрокидывается, чуть не ударяясь об стену.
Взмах её ресниц напоминает медленно открывающиеся створки крематория в родовом поместье, Малфой пытается прогнать от себя это сравнение, не желая видеть сейчас чёртову пустоту в глазах Грейнджер.
Страх.
Она смотрела на него испуганно, как тогда, в мэноре, когда Беллатриса притащила парня опознать сокурсников. Тогда он увидел этот страх в глазах Грейнджер впервые. Сейчас она снова поддалась.
— Твою мать… — рычит Драко, отталкиваясь всем телом от стены и делая несколько шагов назад.
Под ногами хрустит бетон и стекло, он спотыкается о валяющийся на полу камень, опирается на остатки какой-то мебели. Гермиона продолжает стоять на месте. Её поза почти не изменилась, только опустила руки. Стоит. Гордая, прямая, как струна. И только глаза выдают, что эта смелость — лишь напускное.
Драко огляделся вокруг, пытаясь собрать в кулак силу воли, и не рвануться обратно к ней. Сознание орало в ушах, заставляя уйти, молча, гордо, как он уходил всегда. От каждой из своих многочисленных любовниц, получив от них то, чего хотел. Но тело не слушается. Ноги не желают нести к двери, его, кажется, парализовало.
Ни один страх в мире никогда не заставлял его мешкать. Он видел смерть и страдания много раз. Отец так учил его и заставлял пытать пленников. Да что там, Драко и сам оказывался под действием Круциатуса: Лорд считал это лучшим из наказаний. Множество раз он видел панику в глазах людей за секунды до того, как мелькала зелёная вспышка Авада Кедавры.
Страх, который он увидел в глазах Грейнджер, не был похож на привычные эмоции пленников. И это ему не нравилось. Грейнджер не боялась его. Не боялась умереть. Совершенно новый и непонятный ему страх, который он не желал больше никогда видеть.
Он оттолкнулся руками от остатков маггловской иллюзии и пошёл к выходу. И уже покидая комнату, услышал тихий звук. Обернулся. Гермиона сползла по стене вниз, присаживаясь на корточки среди развалин и мусора, подняла палочку. Драко подавил желание остаться, пнул ногой дверь и, продолжая мысленно ругать себя за этот чёртов поцелуй, вышел из комнаты.
====== Больше никогда ======
Дверь с шумом закрылась, оставляя Гермиону одну. Накопившиеся чувства: ярость, страх дали о себе знать. Она всхлипнула, но сдержала слёзы. Гермиона не плакала с похорон Фреда и тогда пообещала себе, что будет сильной. Слёзы не должны больше никогда мешать ей жить. Она наплакалась вдоволь, и никто больше не заставит её пройти через это. Даже сейчас у мерзкого Хорька это не получится, как бы он не старался. Драко хотел отомстить. Он сделал это. Унизить её ещё больше Малфой не смог бы, наверное, никогда. Почему он поцеловал её, почему не отошёл, привычно кривя губы? Что заставило надменного слизеринца переступить через принципы и дотронуться до неё? Гермиона попыталась представить себе все мотивы Малфоя, прогоняя мысленно свои эмоции и желания. Неужели он хотел показать, что даже в таком личном и сокровенном он имеет право делать то, чего хочет без её согласия? Ответ был только один, и он очень не нравился.
Грейнджер не позволит никому решать за неё. Никто никогда не станет указывать ей, что делать, ни Малфой, ни Министр Магии, ни сам Мерлин! Она решает, кто и когда будет её целовать, и это ни в каких бредовых фантазиях не может быть Малфой. Пусть только попробует ещё хоть раз прикоснуться к ней, и Гермиона уничтожит его. Произнесёт-таки заклинание, прижимая палочку к его горлу. Больше никогда его презренные губы не прикоснутся к ней, как бы ему не хотелось!
И плевать, что ей действительно понравился вкус его мерзких губ и то странное спокойствие, которое окружило её на мгновение, пока он был рядом. Пока его руки преграждали путь и казалось, что нет другого выхода: только покориться. Плевать, что за его пылающими глазами она увидела нечто такое, что заставило поверить на секунду, что, поддавшись, она будет в безопасности. Его поцелуй и его близость дарили мнимое ощущение вовлечённости. Пускай через ненависть и презрение, но казалось, что Малфой — единственный во всём мире, кому не все равно, существует ли Гермиона Грейнджер на самом деле.