Заклинатель

– А ну-ка, милая, не угостить ли нам знакомца нового вином хлебным? Он, други, сегодня из рук великокняжеских звание боярское получил!

Уже в который раз за сегодняшний день Зверев услышал приветственные крики, поднял небольшой серебряный ковшик, опрокинул в рот… И захрипел от неожиданности: водка! Он охнул, торопливо закусил огурцом с ближнего блюда, потом потянулся к буженине – остатки разума напоминали о том, что, наевшись жирного и маслянистого, можно как-то спастись от чрезмерного опьянения.

– Хорошо хлебное вино, боярин? – довольно поинтересовался у него Воротынский. – А вот попробуй на черносливе моем настоянное. За государя нашего, други! За великого князя Ивана!

Этот пир отложился в памяти Зверева отдельными фрагментами. Они лили за победу над ляхами, на хозяина, за хозяйку, за благословение Господа, за митрополита, за соседей, за оружие. Потом Андрей начал собираться в дорогу. Это означало: выпить «застольную», выпить «подъемную», выпить «на ход ноги», затем «запорожскую», «придворную». А уж потом самую главную – «на посошок». Гостю вручили посох, поставили сверху чарочку. Если бы Зверев пролил хлебное вино, уронил стопку или не донес до рта – его полагалось оставить ночевать в гостях. Но Андрей благополучно выпил, а потому смог собираться дальше. «Стремянная» – прежде чем поставил ногу в стремя, «седельная» – за то, что поднялся в седло, «приворотная» – перед выездом и, наконец, «заворотная» – за то, что все-таки сумел уехать.

Чем отличается лошадь от автомобиля – так это тем, что способна выбирать дорогу и соблюдать основные правила движения независимо от состояния «водителя». В четыре глаза они кое-как нашли верный маршрут, повернули на мощенную плашками улицу, остановились возле нужных ворот.

Встречать его вышли все члены кошкинской братчины: завели скакуна во двор, вынули Андрея из седла.

– Хороший мужик – князь Воротынский, – еще смог произнести Зверев, и свет в его глазах окончательно померк.

Ночной гость

Как весел и радостен был день предыдущий, так же страшен и невыносим оказался день новый. Голова юного боярина раскалывалась, желудок не желал принимать ни пищи, ни воды, а уж на вино Андрей не мог даже смотреть, мысленно поклявшись, что не сделает более ни глотка в своей жизни. Между тем дела не ждали. Оказывается, пока Зверев гулял с князем, Василий Ярославович ухитрился договориться в кремлевском наряде о продаже бочонка с порохом, и теперь нужно было ехать, пока мастер не передумал.

Возле Спасских ворот их встретил Пахом на телеге, и они покатили к торговым рядам. Там купили несколько прутов свинца, а также отрез парчи для Ольги Юрьевны, тонкого жемчуга и бисера для вышивки и украшений, тюк гладкого шевиота, изрядный отрез байки, немного шелка, соль и перец, шафран, бумагу, цветастого ситца, несколько платков, изрядный пук свечей, богато выделанную уздечку, вышитую попону и потник, горсть бубенчиков, десяток небольших медных колокольчиков, два бочонка вина, мешок «сарацинского зерна» (как именовали здесь рис) и еще много чего другого, всего и не упомнишь. Вернулись домой уже незадолго до сумерек. Возок Василий Ярославович велел не разбирать.

– Завтра поутру домой поезжай, Белый. Токмо не заблудись да пива в пути много не пей. Пока докатишься, мы тебя, глядишь, еще и обгоним. Мыслю, всего ден на пять задержимся еще, не более.

Бояре пошли к дому, поднялись на крыльцо, и только тут Василий Ярославович, замедлив шаг, задал вопрос, который, наверное, мучил его весь день:

– Скажи, сынок, а зачем тебя князь Воротынский к себе зазвал? Чего искал, о чем спрашивал? Хотел от тебя чего?

– Все больше про гуляй-город расспрашивал. Как лучше в битве штукой этой пользоваться, куда ставить, как пользу наибольшую от него получить. Еще про бердыши говорили. Он для своих холопов тоже их сковал. Хвалит.

– И все?

– Ну, – пожал плечами Андрей, – как напились сильно, предлагал у него гостевать, как в Москву наезжать будем. Дескать, тесно у боярина Кошкина.

– А ты?

– Отказался. Сказывал, друзья у меня здесь.

– Это верно, – кивнул Василий Ярославович. – При князе мы кто будем? Дворня! А здесь мы равные среди равных. Хотя… Впрочем, пойдем.

Пить в этот вечер Зверев не стал. Не смог. Один запах вина вызывал у него желание убежать как можно дальше и подышать свежим воздухом. Поэтому, когда успевшие набраться за время вечернего пира сотоварищи начали горланить песни и обсуждать права великого князя на польский трон, Андрей, уже успев хорошо подкрепиться, ушел к себе, разделся и растянулся на постели, закинув руки за голову. Сон не шел. Андрей вспоминал последние дни: прием в Кремле, гулянку у Михаила Ивановича. Интересно, что скрывалось за провалами в его памяти? Он там никому случайно не нахамил? Драк не устраивал? К девушкам не приставал? Хотя… Хотя как раз девиц на пиру, помнится, и не было. Даже княгиня вскоре ушла. Но в его воспоминаниях девушки еще продолжали качаться па качелях, улыбалась веснушчатая Людмила. Как ее? Шаховская? Князь, помнится, обмолвился, что через улицу она живет, в доме аккурат напротив кошкинского.