Заклинатель

Иван Кошкин и еще четверо бояр из братчины выступили вперед, на ступени, живой стеной закрыв господина. Еще несколько воинов спустились вниз, прикрывая вход на лестницу, и положили ладони на рукояти сабель, показывая, что готовы в любой момент пустить их в дело. Из-за телохранителей была видна только голова правителя всея Руси. Толпа притихла – вживую, да еще так близко, увидев великого князя. Но тут какой-то молодец в кожаной с подпалинами куртке громко закричал:

– Глинских нам отдай, княже! Глинских отдай, они Москву сожгли!

Толпа, вспомнив о цели своего похода, зашумела, с другого края двора простоволосый, курчавый рыжий мужик подхватил:

– На костер колдунов, на костер!

Головы людей повернулись туда, и Зверев тут же всадил владельцу кожаной куртяшки стрелу в основание шеи. На таком расстоянии она вошла в тело почти на всю длину, только маленький хвостик торчать остался, а заводила без звука осел на землю – даже его соседи на это внимания не обратили.

– Глинского давай! Глинского сюда! Сюда его, колдуна черного! – надрывался рыжебородый. Его поддержал еще какой-то нищий почти у самых ворот.

В этот момент Зверев увидел, как один из «гостей» с сулицей по краю толпы продвигается вперед, и тут же вогнал ему меж лопаток стрелу – толпа смотрела вперед, на крыльцо, и опять ничего не заметила.

– Слушайте меня, дети мои! – Начав говорить просто громко, уже с третьего слова царь сорвался на крик. – Нету во дворце моем ныне князей Глинских! Вот вам, крестом святым клянусь! – Государь перекрестился на храм, на самую колокольню – Андрей еле успел отступить в тень, в угол стены. – Нету в доме моем князей Глинских! И расправу без суда справедливого творите вы зря! Расследовать дело сие надобно должным образом…

– Отдай им Глинских, государь! – неожиданно громко перебил царя один из стоявших на крыльце бояр, красноносый и чернобородый, в куньей шубе и шапке. – Отдай, пожалей себя. Как бы беды не случилось! Ты нам дорог, ты, а не Глинские!

– Глинского, Глинского нам! – опять завелась толпа, всего миг назад почти поверившая в слова государя. – На костер колдуна.

Людская масса качнулась вперед – Андрей тут же поднял лук, вогнал стрелу рыжебородому в голову. Вторую, почти сразу – в спину стоявшему в первых рядах копейщику, который любовно прижимал к груди, острием вверх, смертоносную сулицу. Отступил назад, в тень.

– У-уби-или-и! – истошно взвыли у дальней стены. – У-уби-или!

– Убить Глинского!!! Убить! – подхватили призыв нищий у ворот и еще один парень в нарядном, но изрядно потертом зипуне с засаленным воротом. – Убейте их!!!

Толпа продолжала напирать. Бояре, что стояли у крыльца, медленно попятились наверх, на ступени. Царь, вскинув руки, пытался перекричать горожан, крестился, показывал открытые ладони. Нужно было что-то делать, и Зверев, выступив на край площадки, двумя стрелами свалил обоих подстрекателей. Его увидел какой-то толстый мужик в фартуке, вытянул в сторону колокольни палец, открыл пасть – как раз ему в рот и вошла точно выпущенная стрела.

– Убивают!!! Убили! Убили!

Прочие люди задрать голову, посмотреть наверх, а не вперед или по сторонам, не догадывались, а потому Андрей легко свалил еще троих бунтовщиков с сулицами в руках, после чего спрятался обратно за колокол.

– У-убива-ают!!!

Крикуна, что перевел бы этот вопль в призыв нападать, казнить, хватать, что направил бы эмоции толпы против крыльца с царем всея Руси, больше в толпе не нашлось. А может, и были, да усвоили, чем такие призывы кончаются. Обезглавленная, предоставленная сама себе толпа, видя тут и там пронзенные стрелами трупы, впала в панику, заметалась, ринулась из тесного двора наружу, едва не выломав ворота, и только там, рассеявшись, превратилась в отдельных людей, способных соображать внятно и разумно. Эти люди уже не кричали, не искали крови и не рвались на штурм крыльца с молодым правителем. Они облегченно крестились на купола храма, на небеса и торопились прочь, видимо радуясь, что все обошлось. Что убили – не их, что никто не стал их хватать и тащить на допрос на дыбу, что не порубили саблями посланные великим князем сотни. В общем, пронесло. И кому в голову пришло, что во всем Глинские виноваты? Ведь их дворец наравне с прочими сгорел. А Анну Глинскую, что в погребе пожар пересидела, холопы от сажи так за эти дни и не отмыли – потому как ни единой бани в Москве не уцелело.

Андрей сбежал с колокольни вниз, отодвинул засов, вышел во двор. По нему уже разбредались бояре-телохранители и свита в тяжелых шубах.

– Фу-уф, Бог миловал, – крестились многие. – Обошлось. Не попустил Господь беды самой страшной.

Зверев, спрятав лук в колчан, подошел к тому боярину с красным носом, что вышагивал по двору, и уточнил:

– Шуйский?

– Князь Шуйский, – величественно поправил тот.

– Понял, – кивнул Зверев, качнулся всем телом вперед, опираясь на левую ногу, и с небольшим разворотом выбросил вперед правую руку. Кулак врезался князю в челюсть. Тот щелкнул зубами и опрокинулся на спину.

– Что тут творится?!