Заклинатель

Рядом с новиком осталось всего семеро холопов. Трое вместе с ним под телегой отсиживались, еще столько же — под другой, да смешливый безбородый Шамша — под третьей. Искать остальных было бесполезно: земля вокруг оказалась настолько истоптана, изрыта копытами, что раненого, упавшего на землю, неизбежно перемесило бы, как в мясорубке. Как Андрей сам ухитрился вовремя выскочить — просто чудо.

— Никита, оружие наше соберите, — указал новик. — Пищали, бердыши. И людей… Тоже.

Сам он, помахивая коричневым от крови и пыли стальным полумесяцем, то и дело перепрыгивая мертвые тела, поспешил к шатру. Ляхам все-таки удалось собрать богатую жатву. На каждого убитого поганого приходилось по пять, а то и шесть мертвых ратников. И даже если пищальная картечь выкосила больше сотни схизматиков — счет все равно оставался в их пользу.

— Ничего, еще сочтемся, — негромко пообещал Зверев погибшим. — Отольются мышке кошкины слезы.

В отличие от всех остальных, он знал, что через пару столетий такая страна, как Польша, просто исчезнет с карты мира и надолго перестанет тревожить своего великого восточного соседа. Но сейчас… Сейчас, судя по всему, русские потеряли не меньше трети воинов.

Навстречу новику от шатра расходились усталые, забрызганные кровью бояре. Некоторые хромали, кого-то приходилось вести под руки. Андрей с напряжением всматривался в лица, пока, наконец, не углядел впереди знакомый шлем:

— Отец! — кинулся он к Василию Ярославовичу. — Отец, ты жив? Ты цел?

— Ништо, сынок, — с трудом улыбнулся Лисьин. — Отбились. Ты-то сам как? Господи боже, да что с тобой? Ты, никак, в одиночку со всею ратью поганой бился?

— Нет, холопы помогали, — не заметил шутливого тона Андрей.

— Ты же весь… Бог мой, да ты не ранен ли? Как же ты так?

— Прости, отец, но половину холопов я загубил…

— Ты сам-то, сам цел ли?

— Говорю же, цел, отец. Что ты все время переспрашиваешь?

— Ты на куяк свой посмотри!

— А что? — опустил голову Андрей. — Ну грязный…

— Идем к холопам, там и полюбуешься.

Они не спеша дошли до телег, там Василий Ярославович велел сыну снять куяк — и только тогда новик понял его тревогу. Из нашитых на овчину стальных чешуек немалая часть оказалась срезана, многие выгнуты, прямыми линиями отмечая пропущенные владельцем удары. В трех местах броня и вовсе была прорублена насквозь, через пластины и кожаную основу — только поддетая снизу, под бронированной меховой жилеткой, ширококольчатая байдана спасла Андрея от настоящих, кровавых ран.

— Будет в усадьбе Прохору работа пластины на новую основу перешивать, — сделал вывод боярин и повесил изувеченный доспех на оглоблю. — Славно потрудилась броня, за такую дядьке отдельная благодарность будет. Да, Белый?

— Благодарствую на добром слове, боярин, — поклонился холоп.

Василий Ярославович прошел вдоль тел, сложенных возле телег, нахмурился, снял шелом, перекрестился с поклоном:

— Спасибо вам, други, за доблесть вашу. Покойтесь с миром. Как вернемся — за всех и каждого службу закажу. За святое дело живот свой сложили, за землю русскую, за отчину нашу, за веру истинную. Пахом, раненых много?

— У Глеба стрела в ногу попала, батюшка Василий Ярославович, да Шамше, похоже, пару ребер сломали. Дохает постоянно, каждый раз от боли вскрикивает. Кольчугу, поганые, видать, не прорубили, но приложили изрядно.

— Ну хоть вы при мне остались, и то ладно. Шамшу с Глебом на возке в усадьбу отправьте, когда погибших сложите. Земля тут наша, ляхов бояться ни к чему — доедут. Ан накрошили вы схизматиков изрядно… Как же удалось?

— Новик все придумал, — кивнул на Зверева дядька. — Стены мы расставили. Вроде города маленького, гуляющего получилось. А как ляхи поскакали — мы в этом гуляй-городе укрылись, с пищалей по ним палили, да тех, кто прорваться смог, там рубили. Сам знаешь, боярин. В городе — оно обороняться сподручнее выходит. Вот мы и оборонились.

— Вот оно, значит, как ты замыслил, сын, — прошел вокруг единственного устоявшего щита Василий Ярославович. — Вот они какие, твои танки. Гуляющий город, стало быть, придумал. Хитро…

— Боюсь только, отец, порох мы весь спалили, — развел руками Андрей. — В Москве, сам помнишь, ты токмо один мешочек, на пробу, купить решился. А тут сегодня такая рубка завязалась, что мы этот мешок почти до конца и вычерпали.

— Еще купим, Андрей. Коли дело ладное выходит, то отчего и не купить? Надо же, как вы выстояли-то… Да, ради такого можно серебро и растрясти. И в усадьбе пару таких пищалей на стену поставить.

— Я про другое думаю, отец. Если поляков сорок тысяч, а нас втрое меньше, то не могут ли они снова на нас напасть? Ведь место нашего лагеря им теперь известно!

— Оно, конечно, верно, сынок. Да токмо, коли на нас ляхи двинут, дружина, что в Острове тоже немалая, в спину им ударит. Станут ли рисковать?

— Их же сорок тысяч! Разделят свои силы пополам. Часть под городом останется, часть на нас пойдет. Все равно их вдвое больше получается!