Заклинатель

Он оглянулся на двор, где трое слуг кололи дрова и еще один держал под уздцы его коня, перевел взгляд на княгиню и тихо сказал:

— Уезжай из Москвы, княже. Людей бери, добро, которое ценишь, скотину, карету… Все, что можешь, забирай. Коли боишься дом без присмотра оставить — брось в нем тех холопов, которых потерять не жалко.

— Откель… слухи такие идут? — хриплым голосом просил Воротынский. — Это кому же я не угодил? Новые, слышал, людишки государя окружать стали…

Хозяйка же лишь испуганно вскинула руку, прикрыв пальцами губы.

— Разве я говорил, что есть кто-то недовольный? — пожал плечами Зверев. — Я лишь сказал, что у меня очень плохое предчувствие. А оно меня никогда не обманывает. Ты ко мне с добром, княже, и я с добром. Уезжайте. Всех, кто вам дорог, забирайте. Всех. Вернетесь через месяц, коли захотите, — тогда уже тихо будет и спокойно. Извини, княже, мне надобно спешить. Пусть у вас все будет хорошо.

Он развернулся, сбежал по ступеням, быстрым шагом дошел до скакуна, двумя рывками затянул подпруги, поднялся в седло и выехал на улицу.

Похоже, он невольно напугал Михайло Воротынского. Слишком уж сильно зависели тут судьбы людей от дворцовых интриг. Ну да какая разница, что князь подумает? Лишь бы уехал. Андрею не хотелось, чтобы человек, показавший себя его другом, да и просто очень умным собеседником, спекся в пламени гигантского пожара. Пусть пересидит у себя в имении. Потом сам поймет, от чего его остерегали.

Проехав несколько улиц, Андрей оказался на площади перед храмом Успения и придержал коня. Не остановился — просто двинулся совсем медленным шагом, раздумывая над еще одним знакомством. Точнее — полузнакомством. Скакун же тем временем дошел до Болотной улицы, повернул на нее. Тут Зверев махнул рукой и пустил его во весь опор. Через минуту он спешился перед нужными воротами и решительно постучал.

На этот раз ворота приотворили, высунулся взлохмаченный подворник в засаленной полотняной рубахе:

— Чего надобно, мил человек?

— Упреди княгиню Людмилу Шаховскую, боярин Андрей Васильевич Лисьин к ней приехал с важным делом. Да беги, чего стоишь?! — Он решительно толкнул ворота, освобождая дорогу, и вошел на двор: — Беги!

Смерд потрусил к красивому дому в три жилья, оштукатуренному, покрашенному в синий цвет, с резными белыми наличниками. Изящество небольшого дворца оттенялось убогими жердяными сарайчиками: хлевом, амбаром… В общем, как всегда.

Молодой боярин медленно двинулся к крыльцу. Вламываться внутрь он, естественно, не хотел — но опасался, что, едва выглянув наружу, хозяйка узнает его, испугается и убежит, не дав сказать ни слова. Справа и слева стали появляться холопы. Кто выбирался из-за дома, кто выглянул из конюшни. Двое были с топорами, еще парочка прихватила деревянные лопаты, один — оглоблю. Наверное, надеялись, что смогут с помощью всего этого справиться с воином, имеющим косарь на поясе и кистень в рукаве. Впрочем, нападать они не торопились, ожидая развития событий.

Наконец открылась дверь дворца, на крыльцо в сопровождении двух теток и пары холопов вышла запахнувшаяся в овчинный охабень Людмила, в соболиной шапке и войлочных вышитых сапожках. Глянула вниз — и глаза ее округлились:

— Ты?! Это ты — боярин?!

— Уезжай из города, — тут же выдохнул Зверев. — Уезжай немедля. Людей забирай, добро, скотину. Шуйские опять мутят, беда скоро случится. Большая беда. Ближайший месяц в Москве людям лучше не показываться.

— Боярин, ты откуда, как… — Она осеклась, чуть покосилась на стоящую слева тетку. Ну да, разумеется! Кто же в здравом уме молодую жену без присмотра оставит?

Княгиня опустила голову, но через мгновение вскинула лицо, и они встретились глазами. Этот неслышный разговор, соприкосновение взглядов, молчание оказались куда весомее иных ласк и объяснений. Андрей улыбнулся, кивнул, после чего погладил гнедого по морде, перехватил повод и вышел со двора.

На дворе Кошкина уже вечером начали собирать пожитки. Из дома выносились книги, свитки, складывались в большие, обитые железными полосами, сундуки, уже установленные на санях. Хозяин приказал в первую очередь вывезти два уродливых шкафа из красного дерева с изогнутыми синусоидой дверцами толщиной в ладонь, оказавшиеся венецианскими, работы какого-то мастера. Весу в каждом было с полтонны, и Андрей очень обрадовался, что его не попросили помочь.

— Скотину тоже завтра отправлю, с обозом, — сообщил хозяин дома, увидев Зверева. — Пусть в имении пока постоит. А окна как, снимать?

— Если не нужны, пусть остаются, — пожал плечами Андрей.

— Нужны… Да холодно будет без них. Как тут ночевать станем?

— Пусть холопы снимут, когда уедем.

— А может, спрятать? Прикопать где-нибудь во дворе?

— От жара все равно покоробится.

— И то верно, — кивнул Кошкин. — Рухлядь первой ходкой отправлю. Нам на три дня и одной смены одежи хватит. А зерно, кухонные припасы всякие мы в подполе свалим, рогожей прикроем и землей присыплем. Не сгорит. А коли и испечется, так скотина все едино с радостью слопает. Ну а часть в погреб спрячем.

— Помочь?