Заклинатель

– Нет. Мы говорим – задать жару его дряхлой заднице.

– Ладно. Здесь командуешь ты.

– И тебе лучше об этом не забывать.

На столе у Энни зазвонил один из телефонов. Она сняла трубку.

Это был Роберт. Спокойным, бесстрастным голосом он сообщил, что с Грейс произошел несчастный случай. Ее отправили в олбанскую больницу, сейчас она в реанимации. Пока без сознания. Энни нужно доехать на поезде до Олбани – там он ее встретит.

2

Они познакомились летом шестьдесят восьмого, когда Энни было всего восемнадцать лет. По окончании школы Энни не поехала сразу в Оксфорд, куда была принята, а, взяв академический отпуск, заключила контракт с организацией «Добровольческая помощь за границей», окончив предварительно двухнедельные курсы, где их натаскивали, как преподавать африканцам английский, как избежать заражения малярией и как пресекать приставания любвеобильных аборигенов (твердо сказать «нет», имея в виду именно это).

Вооруженная этими бесценными знаниями, Энни полетела в Западную Африку, а точнее, в Сенегал, и после недолгого пребывания в Дакаре отправилась в грязном открытом автобусе, до отказа набитом людьми, цаплями и козами, в городок, расположенный в пятистах милях к югу от столицы, – он должен был стать ей домом на год. К вечеру второго дня они добрались наконец до берегов большой реки.

В горячем и влажном вечернем воздухе стоял неумолчный звон насекомых: на другом берегу мерцали огоньки города. Парома до утра не предвиделось, поэтому шофера и пассажиров, с которыми она успела подружиться, беспокоило, где она проведет ночь. Гостиницы поблизости не было, и хотя местным тоже негде было приткнуться – разве что переночевать на голой земле, – их это мало беспокоило. Однако они понимали, что молодой англичанке такой ночлег вряд ли подойдет.

Они сказали ей, что поблизости живет «тубаб», – он бы, наверное, мог приютить ее. Энни, не имевшая ни малейшего представления о том, кто такой «тубаб», вдруг обнаружила, что ее ведут через джунгли к маленькому грязному домику, окруженному баобабами и папайями. Местные жители не позволили ей даже нести вещи. Отворивший дверь «тубаб» – это потом она узнала, что так африканцы называют белых мужчин, – и был Роберт.

Он уже целый год в качестве посланника от «Корпуса мира» учил местных жителей английскому и строил колодцы. Ему было двадцать четыре, он окончил Гарвард и показался Энни самым умным из всех ее знакомых. В тот вечер он приготовил ей необычайно вкусный ужин – сдобренную разными специями рыбу с рисом, они ели ее, запивая местным холодным пивом, а потом разговаривали при свечах до трех часов. Роберт был родом из Коннектикута и готовился стать юристом. Это у него в генах, сообщил он, лукаво поблескивая глазами за стеклами очков в позолоченной оправе. Испокон веку у них в семье все были юристами. Это, видно, проклятье, лежащее на роде Маклинов.

И, как бы отдавая дань профессиональной склонности, устроил Энни нечто вроде перекрестного допроса, расспрашивая о ее жизни и стараясь, чтобы девушка посмотрела на себя свежим взглядом, оценивая себя как бы со стороны. Энни рассказала, что отец ее был дипломатом и что первые десять лет ее жизни они кочевали за ним из страны в страну. Она и ее младший брат родились в Египте, потом семья переехала в Малайю, затем – на Ямайку. Там отец внезапно умер от обширного инфаркта. Энни совсем недавно научилась говорить об этом так, чтобы разговор тут же не обрывался и собеседники не начинали разглядывать кончики ботинок. После смерти отца мать вернулась с детьми в Англию, быстренько снова вышла замуж, а их с братом раскидала по частным школам. Хотя Энни мельком коснулась этого периода своей жизни, Роберт почувствовал, что тут – незаживающая рана.

На следующее утро Роберт в своем джипе переправил ее на пароме на другой берег и благополучно доставил в католический монастырь, где Энни должна была жить весь следующий год и преподавать под бдительным оком матери-настоятельницы, близорукой канадки французского происхождения с добрейшим сердцем.

На протяжении следующих трех месяцев Энни встречалась с Робертом каждую среду, когда тот приезжал в город за продуктами. Он бегло говорил на джоле– местном наречии – и давал ей уроки языка. Они подружились, но любовниками не стали. Девственность Энни потеряла с красивым сенегальцем по имени Ксавье, на чьи «амурные приставания» она твердо ответила «да».

Потом Роберта перевели в Дакар. Энни приехала проводить его, и они устроили прощальный ужин. Америка как раз выбирала нового президента, и они в мрачном молчании слушали доносившиеся сквозь треск радио сообщения о победном шествии Никсона. Настроение у Роберта было такое, словно умер кто-то из его близких. Сдавленным от горя голосом он объяснял Энни, что означает победа Никсона для страны и как она повлияет на войну во Вьетнаме, где воевали многие его друзья. Она, очень взволнованная, крепко обняла его, впервые вдруг вспомнив, что она уже женщина, а не девчонка.