Линьсюань покивал, из вежливости отпив ещё. Он не был знатоком и ценителем чая – любил его на родине, но чёрный, нормально заваренный, с сахаром. Здешние же изыски с чаями разных сортов, приготовленные с церемониями, и все как один не сладкие, были ему не близки. Но этот всё же можно было пить. Занятно, что память настоящего Линьсюаня тут ему ничем не помогала. Она вообще подсказывала всё реже и реже, словно бы то, что осталось от прежнего мастера Хэна, растворялось в Андрее, как тот самый сахар, которого не клали в чашки. На первых порах тебе помогли, а дальше справляйся сам…
– Господин Кан говорил, что его супруга расспрашивала о тебе.
– Да? А что ей было нужно?
– Вероятно, ты её заинтересовал, – Чжаньцюн пожал плечами.
– Мы виделись?
– Она вместе с мужем была у градоначальника Жуна, когда мы приветствовали господина Е с женой. Должно быть, там и увидела. Может, вы встречались раньше? Она ведь родом из наших краёв.
– Так она из-под Линьаня или из самого Линьаня? Я до пятнадцати лет безвылазно жил в столице, как тебе известно. А потом… ну, разве что ограбил её как-нибудь.
Чжаньцюн поморщился, оставив чашку, из которой уже собирался отпить.
– Это было бы неприятно. Если ты действительно её ограбил, я имею в виду. Но едва ли она сможет что-то доказать. Если, конечно, нет других свидетелей…
Он вопросительно посмотрел на Линьсюаня.
– Да откуда я знаю? Вообще-то мой тогдашний наставник предпочитал живых не оставлять, но всё возможно. А так я даже не знаю, как она выглядит, на том празднике я её если и видел, то внимания не обратил, – ну да, на том празднике он смотрел исключительно на Сун Жулань. – Как её зовут-то хоть?
– Не спросил, – после короткого замешательства отозвался Чжаньцюн. Линьсюань фыркнул. Правильно, зачем узнавать имя женщины?
– Но её имя, возможно, есть в документах. Сейчас посмотрю.
– Да ладно… – запротестовал было Линьсюань, но Чжаньцюн уже поднялся и скрылся в соседней комнате. Было слышно, как там что-то щёлкнуло и зашуршало. Через минуту глава вернулся со сложенной в гармошку бумагой:
– Вот, тут записи о браках наших чиновников. Судья Кан женился на… госпоже Лун, урождённой По Наопин.
Чай во рту тут же стал безвкусным. Линьсюань заставил себя проглотить, поднялся и отошёл к приоткрытому, несмотря на лишь самое начало весны, окну. За окном было пасмурно и серо. Снег уже по большей части сошёл, оставаясь только кое-где по склонам гор и на вершинах. Зато внизу, в долине, розовели, подобно закатным облакам, заросли цветущей сливы-мэйхуа – той самой, что Линьсюань когда-то изобразил на бумаге, а Чжаньцюн попросил рисунок себе и украсил им стену комнаты.
– Так она… из тех самых По? – после паузы спросил Чжаньцюн.
Линьсюань, не оборачиваясь, кивнул. Он думал о том, что прошлое настоящего мастера Хэна может догнать его рано или поздно. Но в книге По Наопин появлялась ближе к финалу, а её муж и вовсе промелькнул как-то совершенно незаметно, так что Линьсюань не запомнил его фамилии. А потому к явлению этой женщины сейчас оказался не готов.
Хотя чему тут удивляться, она же жила рядом с ним в Гаотае и готовила свою месть. Ей и стараться для этого не придётся, всего лишь нужно вовремя пожаловаться куда надо. Будет ли у неё возможность сделать это теперь? Чжаньцюн, готовый заступиться за друга детских лет при любых обстоятельствах, не умрёт, если только Линьсюань сумеет этому помешать. Но вот молодой император будет разбирать все жалобы, к нему поступившие. И, чтобы отправить Линьсюаня на плаху, ему всего лишь требуется поступить по закону.
– У неё нет доказательств, – повторил Чжаньцюн.
– Если уцелел кто-то из слуг, то есть, – Линьсюань всё же развернулся к нему. Лицо Чжаньцюна потемнело и напряглось, он даже стал казаться старше – сейчас было бы трудно поверить, что главе Ши всего-то тридцать с небольшим.
– Ты не знаешь точно?
– Дом сгорел, – Линьсюань пожал плечами. – Но тех, кто меня не обижал, я не тронул. У них были все возможности выскочить, когда загорелось.
Чжаньцюн помолчал, сосредоточенно разглядывая стоящий перед ним чайный набор и сжимая губы.
– В любом случае, прошло пятнадцать лет, – наконец произнёс он. – Даже если она соберёт свидетелей и все они дружно покажут на тебя…
– То ты, отмахнувшись от их показаний, поставишь себя в очень трудное положение. До сих пор орден Линшань себя ничем не запятнал. Если станет известно, что его глава покрывает преступника и отказывает в помощи и правосудии пострадавшим…
– То это будет пустяком по сравнению с тем, что творят в других кланах, – вдруг жёстко отрезал Чжаньцюн. – Одно пятно на репутации Линшань как-нибудь переживёт. Изъяну не затмить блеск самоцвета. А если вздумают пенять другие главы, мне найдётся, что им ответить. Пусть сперва посмотрят на собственные деяния.
– Можно подумать, собственные деяния когда-то кому-то мешали обличать других.
– Пусть обличают, бродячая собака лает и на мудрого Яо.