Сбежавшая девица замерла на месте. Светящееся существо простерло к ней руки, и она упала на снег как подкошенная. Подбежавший наконец Тим помог своей спутнице оттащить бесчувственное тело в машину.
— Оля, как ты, блин… ты же спать сейчас должна! — почти с возмущением бросила через плечо Света, и Костя с запоздалым ужасом понял, что черты лица, озаренные неизвестно откуда идущим светом, ему знакомы… и вязаная шапка со смешными «ушками», и длинная коса… Без сомнения, это была еще одна сотрудница этого сумасшедшего Тринадцатого Отдела.
— А я сплю, — гордо ответила девушка. — Офигеть, вы меня видите! Я думала, понаблюдаю незаметно… Блин, это ж полноценная астральная проекция! У меня получилось!
— Да вообще пипец! — в тон ей ответил Тимофей. В отличие от Светы он, кажется, искренне радовался и восхищался достижением подруги, но привычка вечно иронизировать не оставляла его и здесь. — Как в лучших монастырях Тибета! А светишься ты зачем? Деморализация противника?
— А я свечусь? — удивилась Оля. Поднесла к лицу ладони, расхохоталась и вдруг мгновенно исчезла.
— Офигеть, да? — радостно сказал Тим, глянув на Миронова. — Э, товарищ участковый, вы в порядке?
Костя только сейчас понял, что мертвой хваткой вцепился в открытую дверцу машины.
— Д-да, — выдавил он с трудом, усаживаясь обратно за руль. — Как там задержанная?
— В отрубе, но пульс есть. Кажется, Оля ее усыпила, — бесстрастно сообщила Света. — А я говорила, что она симулирует! Поехали уже…
«Все нормально. Я не схожу с ума. Я не схожу с ума…» — эти слова, точно мантру, повторял участковый всю дорогу до поселка. Запер заново связанную девицу в крохотной комнатке без окон, что пустовала уже лет двадцать, наверное; бросил хмурый взгляд на радостно приветствовавшую его Олю — та сидела на диване в участке с кружкой в руках — развернулся и поехал на кладбище, за остальными.
Огни поселка скрылись за поворотом, и черная глыба леса вновь угрожающе нависла над головой. Костя вдруг понял, что боится — до дрожи, до стука зубов и панической нехватки воздуха. Фары служебного «уазика», на который он без колебаний пересел, добравшись до участка, выхватывали лишь небольшой треугольник дороги… а вокруг была темнота. Первозданная, липкая и влажная тьма, живая, разумная и ждущая — вот уже миллиарды лет, ведь она была здесь всегда, задолго до человека, задолго до того, как вспыхнуло Солнце. Темнота, что так пугает маленьких детей — но проходят годы, и дети учатся считать подобные страхи беспочвенными, и привыкают верить, что бесформенный ком в углу комнаты — это стул с небрежно брошенной одеждой, а вовсе не притаившийся монстр, и белая костлявая рука, высунувшаяся из-за портьеры — всего лишь игра лунных бликов на стене… Мир безопасен, до мельчайшей травинки изучен, расклассифицирован и описан в тысяче умных книг, повторяют они вслед за взрослыми — но тьма никуда не девается. Она ждет. Ждет таких вот моментов, как сейчас, когда кто-то усомнится, потеряет уверенность в привычном описании мира… и окажется в ее власти.
Костя вцепился в рулевое колесо побелевшими от напряжения пальцами. Странно, но больше всего на свете ему хотелось сейчас увидеть майора Рогозина. Если говорить о тьме… вот уж кто был похож на человека, у которого всегда есть в кармане фонарик. Или даже он сам — фонарик… или маяк среди черной бездны океана. Вот сейчас он сядет в машину, скажет что-нибудь своим уверенно-насмешливым тоном… и тьма рассеется. Потому что единственное, чего она не выносит — когда над ней смеются.
Едва не пропустив знакомый поворот, Костя решительно направил машину прямо в заросли. Пешком пробираться сквозь эту жуткую темень он был сейчас не в состоянии. Мотор натужно заревел, но это была все-таки не какая-нибудь пижонская «тойота» — машина в конце концов с оглушительным треском проломилась сквозь заснеженные кусты и вылетела на пустырь, где располагались жалкие остатки старого кладбища.
— Костя, вы решили проложить новую трассу, от Змиевского к местным культовым объектам эзотерического значения? — весело спросил Рогозин, усаживаясь в машину, и участковый облегченно выдохнул, понимая — самое страшное позади.
— Срезать решил, — сдержанно ответил он.
Обратная дорога показалась ему не в пример спокойнее. Майор устроился на заднем сидении и, кажется, пытался задремать, но его спутнику явно не терпелось что-то выяснить.
— Откуда она его знала? — требовательно спросил он, уставившись на шефа. — Что все это значит? Что значит «камни это двери»? Вы же поняли, о чем она, я видел!
— Ты же сам говорил, что бабка двинутая, — пожал плечами Рогозин. — Местные суеверия…
— Вы видели бабку Алевтину? Тут, на кладбище? — Костя тоже не удержался от расспросов — без разъяснений этот разговор уж больно отдавал шизофренией.
— Да, вышла из лесу… — майор широко зевнул, прикрывая рот кулаком. — Посмотрела на нас и говорит этак грозно: «Пошто колобродите, ироды?»
Голос дряхлой старушенции он изобразил довольно похоже, и участковый не смог подавить нервный смешок. А вот Саша оставался предельно серьезен.