Заклинатель змей. Башня молчания

Омар потянулся к поясу и только тут увидел, что вышел на улицу в простой, без карманов, рубахе, в которой ходил дома. Видно, из-за нее, из-за этой старой рубахи, и решил наглец, что имеет дело с бедным поденщиком.

- Забыл кошелек, мир его праху. В другой раз занесу.

- Нет уж, давай! - вскричал человек в блестящих шелках и драных туфлях. - Найди сейчас же, где хочешь.

Он неотступно следовал за поэтом по улице:

- Гони три дирхема.

- Я...

- Ведь ты обещал три дирхема, а? Скажи сам, обещал или нет? Бог свидетель!

- Но...

- Ты должен мне три дирхема.

- О господи! - взмолился Омар. - В другой раз занесу.

- У тебя никогда не бывало три дирхема сразу, - сказал презрительно обыватель. И схватил Омара за ворот. - Нет уж, хочешь не хочешь, ты очистишь мне выгребную яму.

Омар - чуть не плача:

- Друг! Говорю тебе: я этим не занимаюсь!

- А чем ты занимаешься? - спросил тот угрожающе.

- Убиваю дураков! - прошипел Омар, зверея. - Вот этой самой палкой.

Жуткие зеленые глаза...

Обыватель понял: сейчас, сей же миг, он будет искалечен. Он тихо, с ужасом, ойкнул, попятился и пустился, мир его праху, бежать по улице с истошным криком:

- Спасите! Помогите...

Смешно? Нет, страшно...

«Так, видно, и делается история, - мысленно завершил Омар свой рассказ о Рудаки. - Есть некое целое, действующее бессознательно. Это жизнь. Великое множество особых жизненных обстоятельств рождает не меньше разных несходных желаний. В итоге жестоких столкновений великого множества этих желании, по причине их глубокой несовместимости, возникает событие. И раз уж один не хочет того, чего хочет другой, то в конце концов получается то, чего никто не хотел.

Все как в природе. Муравейник - иначе не назовешь. А человек - это дух. Дух и разум».

Да, страшно. Читая в книгах о тяжкой судьбе необыкновенных людей, живших в прошлом, мы возмущаемся теми, кто не понимал и преследовал их за то, что они были непохожими на всех. И не замечаем необыкновенных людей, живущих сейчас, рядом с нами, - а если заметим, тоже поносим. За то, что они не такие, как мы.

Жена пророка, например, вовсе не видела в нем пророка. И изводила жена близкого к богу, не меньше всякой другой вздорной бабы...

У Омара тут же наметился новый рассказ для его «Книги печали».

Рассказ о глазах.

Арабский поэт Абу-Шис ослеп в конце жизни, успев сполна налюбоваться всеми красками земли и ее плодов, рубиновым вином и алой розой и мускусно-черным отливом кожи африканской невольницы Тибры. И то он горевал в своих стихах:

Плачь, душа, обильными слезами -

Жемчугом, стекающим

с суровой нити,

Расставаясь с ясными глазами,

Теми, что фонарь, и посох, и водитель...

Он был скор на мысли и слова. Говорили, что Абу-Шису легче сложить стихи, чем тому, кто жаждает, выпить в жаркий день глоток воды. Его зарезал пьяный слуга эмира Укбы ибн Джафара.

Другой арабский поэт, Абуль-Аль Маарри, ослеп в раннем детстве от оспы. Зато на всю жизнь прозрел духовно. Если в первых стихах - «Искры огнива» - он еще набожен, чтит коран и верит в правоту ислама, то затем, окунувшись в кипучую жизнь больших городов - Антиохии, Латакии, Халеба, послушав унылые проповеди иудейских, христианских и буддийских священнослужителей, а также пылкие речи вольнодумцев - мутазилитов, прочно усвоив много новых полезных знаний, Абуль-Аль впадает в сомнения. Он приходит к выводу о никчемности большинства обрядов исламской веры. И всякой прочей. И говорит:

Все лгут - поп и мулла, раввин и черный маг.

Мир по-иному разделите сразу:

Есть вера у одних - но ни на грош ума,

Нет веры у других - зато есть разум...

Его восторженно встретили в Багдаде. Слава одаренного поэта уже долетела сюда. Но вскоре он разочаровал поклонников и покровителей. Они ожидали найти в нем собрата по перу, готовому строчить хвалебные оды. Но их надежды не оправдались.

Поэт сказал о Багдаде:

«Я нашел здесь людей в суматохе... Дело государей - пьянство, дело знати - собирание налогов, дело родовых вождей - ограбление чужого богатства и прелюбодеяние».

В своей книге «Разделы и пределы» он вообще говорит странные вещи и приводит метафоры, постигнуть смысл которых могут немногие люди. Его заподозрили в том, что он осуждает коран...

Перед ним закрылись в Багдаде все двери, и поэт вернулся в родную Маарру.

«Как я - в Нишапур», - подумал с горечью Омар.

Жители Маары, доведенные до нищеты чиновниками, то и дело вводившими незаконные налоги, найми в лице Абуль-Аля смелого защитника их прав. Поэт разделил между ними все свое значительное состояние, которое досталось ему от отца. Он презирал скопидомство. И терпеть не мог вороватых сборщиков податей, судей и правителей, притесняющих народ.

«Самый несчастный из всех, - говорил Абуль-Аль, - это тот властелин, которому, дабы удержаться на престоле, приходится пользоваться войсками».

Во главе государства должен стоять правитель, избранный народом.