Заклинатель змей. Башня молчания

- Как жить на свете, - сказал Омар с дрожью в голосе, - если видеть во всех встречных: красивых девушках, приятелях, сердобольных соседях, путниках на дороге - людоедов-гулей?

- Во всех встречных не надо их видеть, - молвил Али Джафар. - Но остерегаться - надо. Следует помнить: один из десяти или даже из трех - непременно мерзкий оборотень, гуль-людоед.

- Ну, ты скажешь! Может, ты тоже - гуль?

- Я? Эх! Будь я гулем... знал бы, кого сожрать.

- Уж не меня ли? - проворчал кто-то в темноте у открытого входа.

- А, Юнус, - хмуро кивнул Али Джафар. - Входи, садись.

В каморку ввалился, сразу стеснив двух приятелей, усатый, широкий и плоский, точно надгробная плита, человек с желтым опухшим лицом, с висячими мешками под глазами. Похоже, наркоман, заядлый курильщик хашиша.

- Почему так поздно жжешь светильник, - хозяйского масла не жалко? Я доложу господину. А ты кто такой? - набросился он на Омара.

- Приезжий.

- Откуда? Почему здесь?

«Ну, началось, - с тоскою подумал Омар. - Почем в Нишапуре ослиные уши, почем в Нишапуре собачий хвост...» Нет, о ценах Юнус не стал его расспрашивать. Его занимала личность самого Омара: как зовут, чей он сын, богат ли родитель, что знает приезжий, что умеет, зачем он прибыл в Самарканд.

- Если б сей муж, - с усмешкой сказал молодой нишапурец Али Джафару, - обратил все свое неисчерпаемое любопытство на приобретение полезных знаний, он стал бы самым ученым человеком в Мавераннахре.

- Может, ты совершил в Нишапуре какое-нибудь страшное преступление, из-за которого тебе пришлось бежать? - продолжал дознание подозрительный усач.

- Да, - вздохнул Омар. - Я напал в ночной темноте на юную дочь шейха медресе.

- И?

- И сделал над нею насилие. Но затем оказалось, что это был сам старый шейх...

- Чего ты привязался к человеку? - обозлился Али Джафар. - Оставь его в покое.

- Я должен все знать, чтоб доложить хозяину, - строго сказал Юнус.

- Ему без тебя все известно! Омар - гость судьи судей. И если он завтра пожалуется господину, тебе будет худо. Приказано: болтовней приезжего не донимать.

- Да? - смутился Юнус. - А мне... э-э... приказано содержать усадьбу в порядке. Ладно, - вздохнул усатый примирительно, - пусть приезжий даст мне дирхем, и я уйду.

- Дирхем? - удивился Омар. - За что?

- Я - дворецкий. Тут все в моих руках.

«Дай», - тайком кивнул Али Джафар.

- Не дашь - житья тебе не будет в этом доме, - сказал он после. - Подлый человек. Тысячу каверз выдумать может. На каждом шагу станет тебе досаждать. Всех слуг держит в страхе. Деньги у нас вымогает. Я тоже давеча сунул ему дирхем. Тьфу!

«О боже! - подумал Омар сокрушенно. - Мне-то что до их убогих страстей? Чем дурацкий Юнус причастен к миру звезд и таинственных чисел, и чем я, со своими звездами и числами, причастен к пустяковой возне тупых людишек? Дадут мне заниматься тем, к чему лежит душа, что я умею, или так и затянут в свое мерзкое болото?»

- Почему же Абу-Тахир, человек благородный, терпит в доме такого вонючего пса? - уныло сказал он Али Джафару.

- Э! Тому не до мелких домашних дрязг. У судьи судей много дел поважнее. И потом, Юнус хитер и осторожен. Это с нами, со мной и с тобой, он так грозен! Перед хозяином он совсем другой. Знаешь, как устроен подобный человечек: на людях он старается казаться лучше, чем он есть на самом деле. Это я, несчастный, всегда кажусь хуже, чем есть. Потому что подлаживаться не умею.

- И я, - кивнул Омар с печалью. - Всю жизнь меня принимают черт знает за кого. Неуклюж. Невезуч. Ходячее несчастье. Всю жизнь - без вины виноватый. Тягостно это.

- Ничего! - подбодрил его Али Джафар. - Будь всегда везде самим собой - и лучшего не надо.

«Просвещенный человек бесстрашен, - прочитал Омар при свече, - и как ему не быть таким? – Книга, которую он перекупил у Али Джафара, оказалась лишь частью многотомного труда Абу-Али, но частью, пожалуй, само важной сейчас для Омара - о логике. - Смерти он не боится, он щедр и великодушен, - и как ему не быть таким? Он чужд показной дружбе и снисходителен к проступкам других, - и как ему не быть таким? И душою он стол высок, что его не коснутся никакие ущемления со стороны людей, - и как ему не быть таким?»

- Коснутся, - вздохнул Омар. - Еще как! Точно веткой с шипами - к открытой ране. Просвещенный человек, ко всему прочему, утончен и чувствителен, как никто другой, его легко обидеть, - и как ему не быть таким?

«Если передо мной закроют путь в науку, - сказал он себе, - уеду в Баге-Санг, к старику Мохамеду, растить гранаты, сеять ячмень...»

Едва сизый кречет рассвета вспугнул и погнал на запад черную галку ночи и следом взмахнул крылами яркий фазан зари, Абу-Тахир Алак призвал к себе Омара Хайяма. Он тепло приветствовал его на обширной террасе, устланной коврами, и пригласил к низкому столику с горячими лепешками, медом и свежим маслом.

Судя по разрезу глаз и выступающим скулам, хозяин - тюрк. Но, по всему видать, учен, прочно прижился в городе и хорошо говорит на дари, старом местном языке.