Заклинатель змей. Башня молчания

Поэт - удовлетворенно: «Вот и ты, болтун, у меня на аркане».

- Помоги встать, - прохрипел Рысбек. - Сейчас же пойду к визирю. К султану пойду! Пусть только откажут в икте...

Султан и визирь вдвоем, без посторонних, в эту минуту как раз говорили о нем.

- Сей жирный людоед, - негодовал визирь, - до нищеты довел родителей Омара, выпил из них всю кровь! Держатель икты должен знать, что ничего, сверх законной подати, взимать с пожалования не может. И ту брать по-хорошему. Я об этом пишу в своей «Книге управления». На жизнь кормильца, его здоровье, жилье, жену и детей иктадар не имеет права! Если же он превышает власть, его следует укротить, икту отобрать, самого - наказать. Что должно послужить назидательным примером для других. Сколько средств уходит в их утробу, - средств, которые иначе поступали бы в твою казну.

- Рысбек затаит обиду, - осторожно заметил султан.

- И пусть! Что у него за душой, кроме былых, весьма сомнительных, боевых заслуг?

- Я, царь, не должен о них забывать, - вздохнул Меликшах. - А триста сабель? И сто раз по триста других, таких же разжиревших, бесполезных иктадаров? Возропщут.

Визирь, подумав, усмехнулся:

- Ну, что ж. Дадим ему другую икту.

- Где, какую?

- Есть у меня на примете одно селение. Это Бойре, тут, близко, на речном берегу. Честно сказать, оно - пропащее, вовсе нищее. Камень сплошной, ни садов, ни полей. Жители режут лозу и камыш, плетут корзины, циновки. Но, какой ни есть, все же доход. Рысбек и без того дороден. Не отощает.

- Хорошо. Но я уйду. Ты сам разговаривай с ним.

«Кто-то уже успел шепнуть, - догадался Низам, когда к нему, пыхтя и отдуваясь, ввалился заплывший салом иктадар. - Это Бурхани. Что делать с проклятыми болтунами? Э, разве мы не сами их развели...»

- Несчастный! - вскричал визирь, терпеливо выслушав Рысбека. - Кто, какой безмозглый ишак сказал тебе, что царь способен обидеть верного слугу? А? Царь, который своей добротой и щедростью прославлен на весь мир? Который день и ночь радеет о благе подданных? О неблагодарный! Не унизить тебя, а возвысить пожелало их августейшее мнение. Вместо одной захудалой палаточной мастерской - пятьдесят мастерских по выделке циновок и корзин. Товар не менее, если не более, ходовой, чем драные шатры. Вот указ. - Он сунул туркмену бумагу с печатью. - Получаешь в икту целое селение.

- Э-э... - Толстяк, как стоял с разинутым ртом, так и шлепнулся, мягко, почти бесшумно, к ногам хитроумного визиря.

Оставшись один, Низам аль-Мульк долго смеялся, встряхивая головой и отирая слезы кулаком. Ему, конечно, стало б не до смеха, если б визирь мог узнать заранее, чем все это обернется для него со временем. А слезы - слезы он утирал бы, конечно...

...Верблюд в караване, вышедшем за город, с опаской нюхает землю, которую не знает, и яростно стонет, предполагая длинный путь. Омару Хайяму и его новым друзьям - Исфазари, Васити и другим способным астрономам, приглашенным в Исфахан, в пору было стонать со страху, - когда, сойдясь в дворцовой библиотеке, они перерыли сотни книг с описанием вавилонских, египетских, сабейских, индийских обсерваторий.

Оказалось, им предстоит неимоверно огромный, как сам космос, тяжкий труд, состоящий из тысяч мелких и крупных забот. Труд на десять, пятнадцать лет, если не больше...

Исфазари, уныло:

- Омар! Я нашел Аль-Ходженди: «Универсальный астрономический инструмент». Это здесь о Фахриевом секстанте?

- Как будто...

Аль-Ходженди. Рожденный в Ходженте. Там, где сейчас Рейхан. Уже забыла, конечно, об Омаре.

- Попытайтесь найти «Астрономию» Аль-Бузджани. Пригодится.

Ох! Затмение. Кратковременное отупение.

- Не пугайтесь! Все одолеем. Давайте чуть передохнем, заглянем, чтоб освежить мозг, в «Геодезию» Абу-Рейхана Беруни, в ее начало. Оно бодрит людей, подобных нам, еще более утверждает их в мыслях и целях. - Омар раскрыл книгу и прочитал вслух первые строки:

- «Когда умам есть в помощи нужда, а душам в поисках поддержки есть потребность...»

Абдаллах Бурхани, с красными глазами, худой и синий от бессонницы, тайком проскользнул в книгохранилище, укрылся за полкой с древними свитками и навострил слух. Омар: «Что на ум приходит из открытий новых...» Ну, конечно! Хайяму, с его ледяным умом, не хватает воображения одному написать оду в честь Меликшаха, он и собрал всех своих приспешников, чтобы они помогли ему.

- «...окинул взглядом наших современников, - продолжал читать Омар вступление в «Геодезию», - обрели они во всех краях обличье невежества, бахвалясь им один перед другим; воспылали враждою к достойным и принялись преследовать любого, кто отмечен печатью науки, причиняя ему обиды и зло».

«Это в кого же он метит? - оскорбился «эмир поэтов». - Ну-ка, ну-ка...»

Но тут между звездочетами завязался столь непонятный, сложный для него разговор, что у Бурхани в голове помутилось:

- Ось мира. Полуденный круг...

- Горизонт. Азимут. Зенит...

- Апогей. Перигей. Солнцеворот...

- Угол визуального расхождения...

«Неужто они всерьез хлопочут о звездах? Экий несуразный народ! Пойду-ка, напишу на них злой стихотворный пасквиль».

Вслед ему: