Заклинатель змей. Башня молчания

- Непременно. И окружат уважением. Ибо вы породнитесь с честными, порядочными людьми. Которые всегда помогут в тяжелый день.

- «Погоди, я тебе помогу, уж так помогу!» - подумав мстительно пекарша.

- Тогда перейдем к делу, - сухо сказала вдова. - Омар дает за Эль-Мирру двести динаров. Какой же выкуп предлагаете вы?

- Выкуп? - удивилась пекарша. - Будут расходы на свадьбу. Никакого выкупа не будет.

- То есть как? - поразилась старуха-тюрчанка.

- А так. - И соседка выложила свой главный довод который злорадно приберегала к концу: - Лепешка-то горелая. - И поправилась, чтобы было понятней: - Халатик... дырявый. Ты бы ночью не спала так крепко и проследила, куда через крышу лазит твоя воспитанница.

- Вот как? - вытянула шею швея. И стала похожей на кобру. - Это правда? - зловеще обратилась она к Эль-Мирре, сидевшей напротив за скатертью.

- Да! - резко ответила та.

- С ним... с Омаром?

- Да!

О боже! И это - серьезные, взрослые женщины? Сами-то небось...

- Я знала... я знала, что ты когда-нибудь навлечешь беду на мою голову, - бормотала вдова потерянно и, как слепая, шарила вокруг себя, что-то разыскивая. - Куда теперь я денусь от позора?

- Согласитесь отдать ее за Хакима - и никакого позора не будет, - веско сказала «ученая женщина». - Все будет чинно и благопристойно. Мы это устроим. В противном случае - на весь квартал ославим.

- На весь город, - уточнила пекарша.

- О боже! За что же мне такое наказание? Столько лет кормила, холила, думала, будет опорой на старости - и вот, получай награду. Я знала, я знала... - Она нащупала у стены, за спиной, что искала.

И, взметнувшись над скатертью, точно кобра в броске, ударила Эль-Мирру в лоб деревянным молотком. Тем самым. Затем откинулась к стене и, безумно выкатив глаза, завыла протяжным и хриплым диким голосом.

Кровь хлестнула на скатерть, густо обрызгала хлеб. Эль-Мирра без чувств уткнулась головой в сдобные дареные лепешки.

Теперь они несъедобны. Опять убыток...

В эту ночь Эль-Мирра не пришла. А ведь обещала! Обычно, когда не могла, предупреждала заранее: буду спать, смертельно устала, или хвораю, или еще там что.

Отрез алого шелка, который Омар купил для нее, так и остался лежать неразвернутым в нише.

Что случилось? Э, наверное, ничего особенного. Взбудоражены с теткой. Долго судили-рядили, как лучше свадьбу сыграть, да и свалились без сил. Или швея, спохватившись, решила приглядывать за подросшей племянницей...

«Ладно! - беспечно махнул рукой Омар. - Я сам уже сколько ночей не высыпаюсь. От любви тоже надо отдыхать».

И улегся на тахте без тревог и сомнений. Никуда Эль-Мирра не денется! Завтра придет...

Все ж ему не хватало ее, во сне он водил горячей рукой по постели справа от себя, где обычно лежала Эль-Мирра, и раза три, не найдя, просыпался испуганный, с тягостным ощущением непоправимости.

Он встал, как всегда, на рассвете. Обычно вставал отдохнувший, с ясной головой и крепкими руками. Сегодня был вял и подавлен.

Только с утра, натощак и на свежую голову, заварив китайский бодрящий напиток «чай» или йеменский «бон», то есть кофе, Омар мог писать. Стоило только ему поесть, как он сразу утрачивал работоспособность. Во второй половине дня читал или спал.

Уныло послушав иволгу в саду, он со вздохом сел за работу.

«Когда великий Абу-Рейхан Беруни закончил в Газне свой двухтомный «Звездный канон», правивший в ту пору султан Масуд, сын свирепого Махмуда, вознамерившись прослыть покровителем ученых, приказал выдать ему столько серебра, сколько смогут унести два верблюда. Но ученый отверг царский дар:

- У меня есть крыша над головой, есть одежда, вполне достаточно пищи, сверх этого мне ничего не нужно. - И отправил верблюдов с серебром обратно.

Обозленный Масуд посадил его в тюрьму.

Сказал ар-Рахиб аль-Исфахани: «Наихудшие из эмиров - те, что наиболее удалены от ученых, а наихудшие из ученых - те, что наиболее близки к эмирам». И даже аль-Газали, совсем не бунтарь, говорит: «Если ты увидишь ученого, который всегда при дворе, знай, что он вор».

Интересно бы встретиться с ним, с Газали, посмотреть, что из него получилось в Багдаде...

За раскрытым окном - тихо, спокойно, нет лучшей поры для работы! Но тишина, что обычно несла ему радость почему-то сегодня стала его угнетать. И постепенно сделалась невыносимой.

Он сперва не понял, почему. Но писать уже не мог. С недоумением бросил перо, походил по ковру от стены к стене. И, будто очнувшись, резко вскинул голову. Не слышен стук молотка Эль-Мирры! Стук, ставший для него привычным и, можно сказать, многозначительным. Она не дает о себе знать...

Может быть, еще рано? Нет, уже солнце взошло. Случилось что-то плохое. Он сразу почувствовал это. Омар лихорадочно накинул легкий халат, ощупал деньги в кармане, сунул босые ноги в туфли и ринулся на улицу.

Сел на скамейку возле калитки, чтоб унять дрожь в руках и ногах и, главное, в сердце. Успокоившись малость, украдкой, будто уже уличенный в жутких грехах, скользнул к соседской калитке, постучался тихонько...