С неимоверным трудом приходится брать себя в руки, возвращаться в реальность и продолжать сплетать узор, запутывать нити, объединять энергии и держать собственные и не очень желания под контролем.
А заклинание все растет и набирает силу, с каждым вдохом становясь все запутаннее и запутаннее, топорщатся, скалятся в серое небо две сотни ледяных игл, целует, обжигая, мороз, в воздухе изморозь и крошево льда. Словно время остановилось, словно не властны над ним законы Мирота.
Почти волшебно. Невероятное, ни с чем несравнимое удовольствие — наконец позволить себе выпустить силу почти в полной мере. Приятно тянет мышцы.
Я позволил себе расслабиться и просто наслаждаться. Нити силы уже не казались неподъемными цепями, энергия текла ровно и свободно, довольно и сыто вздыхала рядом Зима.
Через двадцать лучей заклинание было почти полностью готово, расползлось под ногами по всей некогда песчаной косе, блестело и сверкало, в зеркальной поверхности отражались укрытые снегом деревья и мое обледеневшее лицо, так и висящий в воздухе укутанный в щиты горгул.
Зима шепнула, что Фарун догнал Химу и птицы уже через несколько мгновений будут здесь.
Я тряхнул головой, поблагодарил стихию и снова запер внутри себя, опустил рядом клетку с ветром и отступил на шаг, потом еще на несколько, кивнув Сиорскому.
Нам пришлось отходить к самой кромке леса, чтобы выйти из заклинания.
— Что это за…
— Магия грунов, — пожал плечами, перебив Гринвельса, всматриваясь в небо над головой. Но птицы прилетели со стороны моря, а не со стороны леса. Полярница была явно зла, а вот фарун просто до невозможного доволен собой. Он выпячивал грудь и орал на всю округу так, как умел только он — громко и визгливо.
Зима, когда он уже вырастет?
Они приземлились рядом с нами. Кахима нахохлилась и демонстративно повернулась спиной.
Крыс еще сильнее выпятил грудь и набрал побольше воздуха, видимо для того, чтобы в последний раз оглушить окрестности победоносным писком.
— Не смей, — пригрозил, сощурившись, фарун тут же сдулся и тоже отвернулся. Я потрепал засранца по спине и направился к сове.
— Где она, Хима? — спросил у белой красавицы, не особо рассчитывая на ответ. Да и как бы она мне ответила?
Полярница закрыла глаза, втянула голову в плечи и сделала вид, что спит.
— Хима, не упрямься. Я хочу помочь твоей своенравной хозяйке, вытащить из нее чужую душу.
Белая упрямица лишь передернула крыльями, больше никак не показав свой интерес.
— Вся в Софи… — констатировал неоспоримый факт. — Кахима, ты же, как и я, чувствуешь, что с Заклинательницей что-то не так? Помоги мне, и я выделю тебе отдельный кусок леса, подальше от остальных.
Сова медленно, словно нехотя повернула голову и уставилась на меня желтыми глазами, потом перевела взгляд куда-то за мою спину.
На Крыса!
— И Крыс… Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы он доставал тебя как можно меньше.
Фарун сзади что-то недовольно проклокотал, потом пропищал, и то и другое я проигнорировал.
— Хима, — поторопил полярницу, — я не скажу Софи, что ты мне помогла. Я вообще ничего ей не скажу. Мне нужно всего лишь, чтобы ты помогла настроиться на ведьму.
Мне просто надо почувствовать ее так, как чувствуешь ты.
Полярница развернулась ко мне всем телом, опять почти горизонтально наклонила голову, ухнула, чуть хлопнув крыльями, словно спрашивая в чем подвох.
— Нет подвоха, Хима, правда. Все именно так, как я говорю. В твоей хозяйке сидит чужая душа. Я просто уберу ее и не дам вернуться.
— Мне кажется, ты зря тратишь время, — прошептал Сиорский.
— Мне кажется, я тебя не спрашивал, — процедил, продолжая удерживать на лице улыбку, протягивая руку к сове.
Кахима коротко ухнула, наградила победным взглядом Крыса и все-таки сделала шаг в мою сторону.
Так, половина дела сделана.
Достав из пространственного мешка посох, я снял с него вершину и разломал камень на две половины, стараясь не пролить ни капли воды. Одну половинку поставил перед своенравной птицей, к другой приложился сам. Первый глоток забрал дыхание, второй — зрение, третий оглушил. На четвертом с трудом, но я все-таки сделал шаг к Кахиме и зарылся пальцами в перья.
На пятом ноги перестали меня держать, на шестом из головы вылетели все мысли, на седьмом — последнем — я провалился в ничто, продолжая хвататься за полярницу.
Все вокруг исчезло: искрящиеся плетение, фарун, Сиорский, деревья, земля под ногами и шум волн. Я перестал чувствовать и ощущать так, как привык, я вообще перестал быть. Магия сов — странная, непонятная, малоизученная, непредсказуемая.