Заклинательница бурь

А вот убитый и принесенный в подарок горный козел отчего-то заставил Софи побледнеть и как-то непонятно улыбнуться. Не так, как всегда. Почему ей не понравилось? Он же вкусный, а я старалась…

Но вот последний виток ложится на запястье. Последняя картинка мелькает перед глазами: яркий, самый четкий образ улыбающейся Заклинательницы. И…

Меня дернуло, рвануло, прострелило насквозь и вышвырнуло из этого… из непонятного чего.

Скорее всего, из сознания полярницы.

Я открыл глаза. Открыл, чтобы увидеть вечернее солнце над головой и услышать тихую ругань со стороны горгула.

Блеск!

Гринвельс протоптал целую дорожку, вышагивал сейчас спиной ко мне, сцепив сзади руки в замок, и продолжал бурчать себе под нос что-то о сумасшедших грунах, сумасшедших совах и их сумасшедшей магии.

— Зима, когда ты успел настолько состариться? — не выдержал я очередного заковыристого выражения. Граф дернулся, замер и все-таки обернулся.

— Я знаю тебя столько, сколько не живут, и ни разу за все это время не был так удивлен. Какой еще реакции ты от меня ждешь?

— Вообще-то я предполагал, что ты попробуешь выкинуть какую-нибудь глупость: улететь, например, вернуться в замок, вытащить графиню и убраться к себе. Удивлен, честно говоря.

Сиорский слушал молча, только кулаки с силой сжал. Закрыл на несколько мгновений глаза, потом открыл.

— Еще суман назад я бы дал тебе в морду за такие слова, но теперь… Просто не имею на это права.

Возможно, ты меня поймешь, когда у тебя появятся свои дети…

— На самом деле я рад, что ты все еще здесь, у меня не так много друзей, чтобы ими разбрасываться, но это не значит, что злость на тебя полностью утихла, — я хрустнул по привычке костяшками пальцев и размял шею, позвонки мерзко затрещали.

Сиорский скривился.

— Одна из причин, — мужик ткнул пальцем мне в грудь, — вот эта дурацкая привычка.

Я хмыкнул.

— Я серьезно, Гротери, избавляйся от нее.

Горгул стоял напротив, очень хмурый, со скрещенными на груди руками и… смешинками в серых глазах.

— Как только разберусь со всем остальным, — отчаянные попытки спрятать улыбку провалились.

— Ловлю тебя на слове. Ладно, теперь ведь моя очередь? Что нужно делать?

— Вытрясти из Скади местонахождение Софи. Заклинание почти готово, связь с ней у меня есть, осталось только определить точку и активировать сеть.

— Ну да, что б сразу не мир вверх ногами поставить… — пробухтел горгул, хмуро разглядывая клетку с немного уставшим, а поэтому притихшим ветром.

— Что не так?

— Серьезно? — почти вскрикнул граф. — Ты хоть понимаешь, о чем просишь?

— Кажется…

— Хреново тебе кажется, — Сиорский взъерошил волосы. — Алекс, ты головой повредился, пока с Химой общался? Я не Софи, я не могу заклинать ветра, я не могу им приказывать, могу только пользоваться отдельными потоками.

— Ну, в отличие от меня ты можешь хоть что-то…

— Смешно тебе? Да я даже не знаю, с какой стороны подойти к…

— Ну, у тебя в запасе несколько оборотов, — да, звучало, как издевка, но по сути таковой не являлось. Сейчас Гринвельс был единственным шансом.

— Гарантий не даю, — предупредил старший граф и закрыл глаза, вскинув руки к клетке.

— Понимаю, — я встал за спину горгулу, сел на землю, прислонившись спиной к спящему фаруну.

Полярница демонстративно отошла от нас подальше.

Я старался не думать о том, что буду делать, если у графа ничего не получится. У него должно получиться. Самое отвратительное в ситуации было то, что я никак не мог повлиять на результат. Я слышал ветра и мог с ними разговаривать только тогда, когда они вселялись в Софи, иначе никак.

Да и Скади мне поймать удалось по чистой случайности. Давно я не чувствовал себя таким зависимым. Вспоминать не хотелось, ожидание казалось невыносимым, я чувствовал магию, разливающуюся в воздухе, напряжение, исходящее от графа, его развернутые, слегка дрожащие крылья, нервно дергающийся хвост, но и все… Нити чужой магии оставались невидимыми, плетение, над которым сейчас так усердно трудился горгул, тоже.

Твою мать!

Ожидание почти убивало, тянуло жилы. Отвлечься не получалось практически ни на что. Мысли скакали в голове от Софи к плетению, от Софи к Неприкасаемым, от Софи к той, что сейчас, скорее всего, была в ней, от Софи к ее ветрам и обратно.

Мои руки до сих пор были покрыты инеем, снег по-прежнему укрывал землю и не спешил таять, за спиной медленно вздымалась и опускалась грудь Крыса, Хима все еще искала себе место для ночлега, роя лапами землю, пробуя потоптать то в одном месте, то в другом. А я все ждал. Ждал.

Ждал. И ждал.

Смотрел, как уже явственно вздрагивает Сиорский, как катятся по его лбу и вискам капельки пота, как все мечется его хвост, будто взбесившийся маятник. Эта картина была бы даже забавной, если бы не напряжение, которое давило на виски и скручивало все внутри узлами, тугими жгутами и вязало на языке.

И я все ждал. Ждал и ждал.