— Ты сама не знаешь, о чем просишь, — Гротери заглянул мне в глаза. Его зрачки были сужены до предела, а радужка практически превратилась в индигово-синий, почти кобальтовый осколок льда. Этот взгляд затягивал. Обещал. Заставлял желать большего, предвкушать невероятное.
— Знаю, Гротери. Я хочу, — подалась вперед, к самому его уху, почти коснулась губами раковины, — чтобы ты сошел с ума, потерял контроль и голову. Я хочу тебя. Всего.
Я не успела сделать даже вдоха, а мое платье уже порванной никому не нужной тряпкой валялось у ног.
Алекс подхватил меня под попу, заставив обвить его талию ногами, вжал в себя, глухо рыкнул. Он отвел мои волосы, вынудив наклонить голову. Горячий, влажный язык прошелся вдоль вены на шее, вызвав дрожь. Зубы сомкнулись на мочке уха, прикусили раковину.
Ветра!
Я ощущала под пальцами сильное тело, чувствовала напряженные мускулы плеч, рук, груди. Мне хотелось касаться его везде. Любоваться им, пить его дыхание. Чувствовать биение его сердца у себя внутри, глотать его рычание.
Я разжала ноги, встала, немного отстранилась от Алекса.
Он был прекрасен, он был непередаваемо, невыносимо, невозможно великолепен, как только может быть мужчина. Сильный, уверенный, резкий.
Он ждал, пока я его рассматривала. Ничего не говорил, не отводил от меня взгляда, смотрел, как я разглядываю его.
Спокойно.
Ждал.
Я еще раз пробежала взглядом вдоль тела, отмечая инеевый узор, разливающийся по рукам и груди, серебро волос, когти, впившиеся в ладони, кончики клыков, тускло поблескивающие в солнечном свете.
Правду говорят легенды. Груны — это бывшие Ледяные, покинувшие стаи, желающие жить среди людей.
Я приблизилась, дернула за завязку брюк. Гротери судорожно сглотнул. Хорошо.
Немного потянуть, и брюки падают к ногам, я толкаю моего мужчину в грудь.
Легко, всего лишь желая, чтобы он сделал несколько шагов назад, сел в кресло. А у меня дыхание перехватывает.
Вообще дышать невозможно.
— Я люблю тебя, Александр Гротери. И я хочу, чтобы ты это знал. Хочу, чтобы верил, — я стояла над ним, смотрела в налитые силой глаза, ощущала на языке вкус льда и снега, ликера и шоколада и понимала, что, если Алекс захочет, если скажет, я никуда не уйду. Я останусь с ним.
— Я знаю, ведьма, — ответил мне мужчина. — Верю.
Он хотел сказать что-то еще, но на этот раз я не позволила. Его губы были жесткими, твердыми.
Язык атаковал. Он не хотел отдавать мне инициативу, не хотел уступать. И в каждом движении я чувствовала его желание, его страсть.
Я не могла оторваться от его губ, а руки блуждали по груди, выписывали узоры, вычерчивали древние заклятия, призванные защитить и уберечь, но главное — показать, как сильно, как невозможно он мне нужен.
Я оторвалась на вдох и лизнула Алекса в шею, прикусила, снова лизнула. Кожа была солоноватой, вкусной.
Он откинул голову на спинку, вцепился руками в подлокотники, прикрыл глаза, позволяя мне наслаждаться им, изучать его. Я спустилась ниже, очертила пальцами обе ключицы, прикусила сосок. Один. Второй.
Еще ниже. Села на колени у его ног. Провела кончиками ногтей по бедрам, отмечая дрожь в теле и рык. Уже не тихий, громкий рык.
Но мне интересно было попробовать его на вкус везде. Абсолютно везде.
Сначала я прикоснулась только кончиками пальцев, провела вдоль, проследила вены, поцеловала. С одной стороны, с другой.
— Софи! — это было громко.
— Не мешай. Сегодня я приказываю — ты подчиняешься, — улыбнулась, снова целуя член, на этот раз в головку. Я обхватила его губами, коснулась мошонки, немного сжала, с удивлением поняв, что во рту он стал еще больше. Под моим языком и губами я чувствовала биение сердца, движение крови, напряжение, разлитое по телу. Это было очень интимно, это было правильно, это было настолько возбуждающе, что мне хотелось стонать.
А с потолка на плечи падал снег, и крошились обледеневшие подлокотники кресла под руками моего яростного повелителя.
Я немного сжала головку зубами, увеличила темп, стараясь понять, что нравится Алексу больше, и в ответ на эти действия раздался даже не рык — рев. Оглушающий. Дикий. Опасный.
А через вдох он повалил меня на пол, оказался сверху, стянул через голову нижнюю рубашку.
— Я люблю тебя, ведьма. За все и вопреки всему, слышишь? — спросил Александр, нависая надо мной. Кончики белоснежных волос щекотали плечи и шею, снежные глаза смотрели серьезно, не выпуская из плена.
— Да, — прошептала я. — Иди ко мне, — обняла мужчину, заставляя нагнуться, и поцеловала. Поцелуй был долгим, сладким, горячим. Мучительным. Он разжигал и без того бушующее смерчем внутри желание. По венам текла кипящая кислота. И не нужно было дышать. Зачем?
Теперь он — мой воздух.
Алекс вошел в меня резко, одним движением, глухо простонав, зарываясь мне в шею. Его рука сжала грудь, губами он накрыл сосок, заставляя выгнуться, дрожать, цепляться за его плечи.
Я прижимала Алекса к себе, шептала его имя, стонала и билась в крепких объятиях.
Мне было так хорошо, как не было никогда.
Ощущать его над собой, в себе, вокруг.
Хотелось больше, громче, яростнее.