— … не рисковать. Понял тебя, — филин Блэка поравнялся с Крысом. Фарун возмущенно крикнул и рванул вперед. Ну да, как же, кто-то посмел догнать великого летуна.
Полет до Акарота занял чуть больше оборота, за это время я успел окончательно взять себя в руки и остудить голову. Крыс, как всегда, повыкобенивался перед сычом Блэка первые лучей двадцать, но, не найдя в нем достойного соперника, вскоре угомонился.
Меланхоличный Ветер лишь пару раз безразлично глянул в сторону фаруна и спокойно уступил небо, держась на три корпуса позади. Блэк хранил молчание, а я размышлял.
Размышлял над поведением Софи. Казалось, была в ее действиях и смене настроений какая-то странная, необъяснимая последовательность, закономерность. Надо все-таки самому еще раз поговорить с Лукасом. Неужели перестройка организма идет так долго?
Неужели она настолько влияет на эмоциональное состояние?
Я попытался вспомнить, как сам вел себя в период вхождения в полную силу, как реагировал на окружающих и они на меня. По всему выходило, что я вел себя немногим лучше, чем Софи сейчас. Я тоже бесился, заводился с полуслова и полувзгляда, резко поменялись вкусы в еде и одежде, очень много времени проводил за тренировками с волками, чтобы хоть как-то выплескивать чрезмерную энергию, кипела кровь и сила. Я тогда мог спокойно покрыть льдом весь дворец и его окрестности, устроить зиму посреди лета просто от того, что было скучно. Именно в тот период Владимир начал меня опасаться, начал видеть во мне соперника. Сколько это продолжалось?
Около двух лет? Но со мной постоянно работали маги и Епифания. Меня учили, объясняли, пытались сдерживать, а Софи…
Твою мать!
Мне срочно нужна Заклинательница. Любая. Вообще любая ведьма. Потому что, если судить по мне, то происходящее сейчас с девушкой — это только начало.
Очередной писк Крыса заставил дернуться в седле и вынырнуть из раздумий. Мы подлетали. Темные нрифтовые стены Акарота отчетливо виднелись впереди, я уже мог разглядеть стражу и окошки на первом этаже. Тюрьма стояла на небольшом острове в Стеклянном море, безжизненном и пустынном, по суше до него можно было добраться только два раза в день: во время отлива появлялась узкая тропа, по которой с трудом, но все же могла пройти конная процессия с четырьмя заключенными. Это место всегда было отстойником. Здесь доживали свои дни самые безумные и самые опасные. Ну, или, как в случае с Кирашем, сумевшие меня разозлить. Нередко первые два условия сочетались с третьим.
Темный камень не отражал солнечные лучи, а, наоборот, поглощал, впитывал и втягивал в себя. Температура на острове всегда была намного ниже, чем на материке, из-за холодного течения и никогда не утихающих ветров — холодного Риаза и еще более холодного Итвира. Тут не было никакой растительности и никаких животных, даже птицы избегали Акарот, и не было худшего наказания для дознавателей, чем отправиться на службу сюда. Кроме некромантов никто не выдерживал на острове больше года, эти держались, как правило, около трех лет.
Мое появление переполошило и взбудоражило смотрителей и стражу. Я бы не удивился, начни они разбрасывать перед нами лепестки роз. Но, видимо, в какой-то момент здравый смысл все же победил. Главный надсмотрщик, предупрежденный о нашем появлении, держался лучше, чем остальные, но в глаза все равно смотреть не решался.
— У меня с лицом что-то? — шепнул я Блэку, пока мы шли по узким, сырым коридорам Акарота. Под ногами шуршал камень, и почти невыносимо пахло плесенью, откуда-то сбоку тянуло прогорклой тушеной капустой, сквозняки и сырость выстужали, казалось, даже кости.
— Помимо того, что на нем так и написано: "я-пришел-убивать"?
— Я спокоен.
— Ну, тебе видней, конечно. Только скалиться прекрати. У тебя клыки выросли и глаза заледенели.
— Переживут, — передернул я плечами, с трудом протискиваясь в очередной узкий проход, пригнув голову и сгорбившись. Тут тощему смотрителю было тесно, что уж говорить обо мне.
Кираш сидел в дознавательской, уставившись в стену — видимо, пересчитывая пластины нрифта — и спокойно ждал нашего появления. Он не ехидничал, не дергался, не было в его приветствии напускной бравады. Мужик был спокоен и безразличен. Даже полгода в Акароте меняют до неузнаваемости, что уж говорить о семи. От прежнего груна, каким я его знал когда-то, не осталось практически ничего. За время пребывания здесь из еще молодого мужчины он превратился в сутулого старика с глубокими морщинами, тусклыми глазами, всклоченными, нечесаными волосами и сгустками слюны в уголках губ. Зрелище должно было вызывать тошноту, а у меня получилось испытать лишь чувство мрачного удовлетворения.
— Зачем вы здесь? — сипло спросил Кираш, не выдержав тишины, повисшей после того, как мы вошли, старательно избегая смотреть на меня и ежась от моего внимания.
— Нас интересуют дети, — еще немного помолчав, озвучил Блэк, откидываясь на спинку стула.
— Вам мало того, что написано в протоколах? Я же во всем сознался…
— Мы знаем, что ты признался под давлением, а теперь хотим услышать правду.