Ее редко можно было увидеть такой: веселой и беззаботной. Софи всегда думала обо всем сразу: о ветрах, о посевах, о налогах, о фрейлинах и слугах, о совах, о мелких бытовых делах замка, о неприятностях с соседями. Иногда мне, действительно, казалось, что Заклинательница просто не умеет расслабляться. А сейчас, в лучах яркого дневного солнца, улыбающаяся, с легким румянцем на бледной коже, она выглядела волшебно. Мне нравилось видеть ведьму такой. Ей… это невероятно шло. То есть, нет, не так. Улыбка, конечно, многих делает привлекательными. Но Софи… эти легкость, горящие смехом глаза, ветер, запутавшийся в выбившихся прядках… Это было действительно ее. Такой — смешливой и беззаботной — она родилась. А не строгой гувернанткой с тугим пучком и льдом в глазах. Настоящая Софи — теплая.
И это открытие заставило меня застыть и замереть, так же как и тот факт, что мне до зуда в пальцах хочется распустить дурацкий пучок и стащить с нее обувь.
Зима! При чем тут, вообще, обувь?
Но так хочется…
— Да. Я хорошо отдохнула, выспалась, — голос ведьмы к реальности полностью не вернул, но помог немного отвлечься, а диван был достаточно широким и для двоих, так что я все-таки заставил себя сесть.
— Надолго ты забрала у девчонки голос?
— Еще оборота на три, — усмехнулась Софи. — Не рассчитала немного вчера силу. Но оно и к лучшему, Амелия даже извинилась передо мной сегодня.
— В смысле?
— Ты иногда меня поражаешь. Способность писать и видеть у принцессы сохранилась, к сожалению.
— Почему, к сожалению?
— О, думаешь, что я у нее сорок лучей делала?
— Что?
— Ждала, пока темная свое покаяние на четырех листах накатает.
— Это было так ужасно?
— Ты даже не представляешь… Там столько клятвенных заверений и незамутненного сознания, что я думала, меня стошнит уже на середине первой страницы. Гадость, — сморщила ведьма аккуратный носик, усыпанный веснушками, и снова рассмеялась.
— Тебе, видимо, надо почаще проклинать и наводить сны.
— Ага. Все по негласному закону ведьм, — буркнула Заклинательница.
— Это какому?
— Ну, знаешь, — повела она плечом, — сделал другому гадость — на сердце радость.
От нового взрыва смеха удержаться я не смог. Хохотал несколько лучей.
— Ты замечательная, — поцеловал хрупкую руку сквозь перчатку.
— О, ну да. Я сделала другому живому существу плохо и больно, а ты говоришь, что я замечательная. Мило, — надулась Заклинательница.
— Во-первых, мы оба знаем, что дроу это заслужила, во-вторых, ты прокляла ее не навсегда, а лишь на время, и в-третьих, ты действительно замечательная. Иметь такого друга, как ты — невероятная удача.
— Ага, а еще на него можно спихивать государственные дела, — ехидно ответила ведьма, сбрасывая обувь и кладя подбородок на согнутые колени. Вдруг совсем некстати вспомнились ее бирюзовые чулки. Тонкие-тонкие, полупрозрачные.
Тьфу!
— Протестую! Тебе я отдаю только то, что ты хочешь сама, — расплылся я в улыбке.
— Согласна. А еще ты гораздо лучше, чем хочешь казаться. И поэтому мне тоже повезло с другом, — тихо ответила Заклинательница. Я отчего-то снова завис, смеяться расхотелось напрочь, глупости говорить тоже.
— Нет, милая, просто ты смотришь на меня по-другому, — хмыкнул я. Софи ничего не ответила, только улыбнулась как-то странно и пожала плечами. А я еще какое-то время смотрел на девушку, на тонкий профиль и задумчивое выражение лица, на то, как она сидит, подтянув коленки к груди, устроив на них подбородок. Софи любила так сидеть, особенно любила отчего-то в моем кресле.
Не знаю, может, ведьме так проще думалось. Мне проще думалось, когда я хрустел костяшками пальцев, вот только Заклинательницу это откровенно бесило, и при ней я старался себя сдерживать. Получалось не всегда.
Время до вечера пролетело незаметно. Заклинательница ушла собираться, меня позвал Сириус, чтобы решить, что делать с вестником, который сегодня утром пришел от горгулий. Все это время Амелию я не видел. Принцесса предпочла обедать у себя в покоях и, судя по шепоткам служанок, видеть никого кроме своих приближенных не желала.
А вечером мы уже были в Гроштаде — сердце Северных Земель.
Гроштад — один из самых богатых, самых больших и самых старых городов. Он пережил восьмисотлетнюю войну и суровые зимние ветра, узкие улочки и невысокие дома еще помнили своих прошлых победителей и проигравших, фонтанчики и площади хранили в памяти, наверное, сотни тысяч лет. Иногда казалось, что время здесь застыло, а иногда, наоборот, что именно в этом месте оно несется с чудовищной скоростью.
Графиня Гроштадская и ее дочери встретили нас не совсем так, как положено встречать Повелителя и его Заклинательницу — учтиво, официозно и помпезно. Нет. Она была добродушна, смешлива и плевать хотела на все правила.