Заключённые

Ещё будучи беззаботным юнцом, за школьной партой я встретил Марию. Она была светлой, как капелька росы. Её длинные косы цвета соломы, тонкие руки и ловкость их движений, её фигура, точно стройная берёзка, на которой так красиво смотрелись простые, но элегантные платьица. С самого первого взгляда она манила меня к себе. Я не сопротивлялся этому чувству. Мы просто гуляли вместе, учились чтению и письму. Но по окончанию церковно-приходской школы мы были вынуждены расстаться. Началась Первая мировая война. Я отправился на фронт, а Мария осталась помогать церковнослужителям в нашей местной церкви. Мы писали друг другу письма, сквозь время, все невзгоды пытались держаться вместе, даже находясь на расстоянии. Она сочиняла мне песни, которые и присылала в своих письмах. Мне только оставалось представлять, как она исполняет их в церковном хоре. А я писал ей слова надежды на то, что мы вновь будем вместе. Даже будучи под открытым огнём, я продолжал писать камушком угля по жёлто-обгоревшему листу. Я помню, мы переходили тогда мост. Его подорвали прямо у нас под ногами. Всех, кто остался в живых, отправили в больницу. Мне единственному повезло. В этой бомбардировке я не потерял ни одной конечности, чего нельзя сказать о моих сослуживцах. Оказавшись в больнице и придя в здравое сознание, я сразу же принялся писать лист моей Марии. Шли недели, месяцы, но ответного письма так и не последовало. Сердце болезненно покалывало будто сигнализируя, – что-то случилось. Вскоре мне всё же пришло письмено, но, увы, не от Марии. Оно было написано моей матушкой. Она известила меня о том, что наше поселение было расстреляно и взято в плен. Сотни людей погибло, а кто смог выжить, попал в руки врага. Незадолго до этого моя мать уехала из нашего города, как оказалось, не зря. Я не мог поверить во всё происходящее, не мог принять того, что потерял свою Марию навсегда. Не успев полностью прийти в себя, я вскочил на ноги и рвался в бой на передовую. Именно тогда я потерял страх смерти. Более никакие пули не казались мне страшными, а люди на другом конце поля, убивающие солдат рядом со мной, вызывали во мне ярость. Я делал всё, что было в моих силах. После убийства главнокомандующего я стал во главе солдат. Бойцы умирали толпами, но мы продолжали по моему приказу двигаться вперёд. Поля позади нас были усыпаны мёртвыми телами. Врачей более не было, потому ещё подававшие признаки жизни оставались лежать на холодной земле и помирать. А мы двигались дальше. Шли навстречу страшному газу и даже туче огня, которые пытались нас убить. Первые в мире огнемёты. Когда я увидел впервые это приспособление в действие, мне показалось, что его придумал сам дьявол и подал врагам из своей преисподней. На моих глазах люди горели заживо. Многочисленные шрамы на моём теле навсегда останутся напоминанием о тех страшных днях. Все ждали и надеялись, что это когда-то закончится.

И вот, это произошло. Сначала был сепаратный мир. Наши воины были оставлены удерживать свои территории, а не гнать вражеские войска. А затем была тишина. Дивная тишь, и вдруг все твердят о капитуляции. Счастливые мальчишки, мужчины и деды возвращаются домой. Я помню тот день очень смутно. В ушах звенит при попытке вспомнить, где я тогда был. Отстреливался в каких-то полях или среди обломков жилой местности. Новость об окончании военных действий разнеслась молниеносно по всему миру. Я вернулся домой. В тот родительский дом, который был разрушен, от которого остались лишь каменные обломки. Я был готов увидеть это. Постояв ещё с пару минут, я отправился к церкви. Упал пред ней на колени, рыдая среди её обломков. За период войны моя матушка умерла от заражения крови, а отец так и не вернулся с фронта. Я своими глазами это видел, я знал, что более он никогда не вернётся домой. Да и возвращаться некуда, так что, может, всё к лучшему, так я думал. Я долго сидел у церкви, может, с пару дней. Просил Бога дать мне какой-то знак, что же делать дальше. Я оказался один среди разгромленной деревушки.

Одна старушка, лет под девяносто, ещё при своём уме, заметила меня среди обломков. Она жила неподалёку, и несмотря на то, что всю церковь разбомбили, она всё равно ходила к ней, чтобы помолиться.

– Ты чего здесь сидишь, мужичок, и голову оземь склонил?

– А куда мне идти, матушка? У меня больше никого не осталось. Родители отжили своё, а возлюбленная моя служила в этой церкви. Скорее всего, здесь померла.

– Как же. По селу ходил слух, что будет нападение. Многие эвакуировались, и церковные служители в том числе. Они поселились в соседней церкви. У меня сильно болят ноги, посему дойти туда не могу, вот и прихожу сюда на воскресную службу.

– Они были эвакуированы?.. – Будто молнией меня пронзило. Я поднялся с колен, целуя морщинистые руки старой женщины. – Спасибо, матушка, спасибо вам большое. Дай Бог вам здоровья, – напоследок произнёс я и умчал вдаль.