Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Еще Марина была одной из тех, кто следил, чтобы у адвокатов всегда на столе были свежие цветы. Это про нее потом Ибрагимова и Лахтин скажут «Комсомольской правде», что у защиты, мол, был «специальный человек, который следил, чтобы цветы в вазах не прокисали». Прям так и сказали – «не прокисали»… Ну, и, естественно, по их логике, Марине и остальным Ходорковский за это платил.

Хотя ни Марине, ни остальным ни он, ни защита ничего не платили. Все покупалось на профсоюзные взносы в «Солидарности» и собственные деньги.

Потом Марина разбила машину: «Представляешь, еду по Садовому, вроде все нормально, и вдруг подрезаю мужика, а он следующего, я закрываю лицо руками…» Машина вдребезги, у Марины – ни одной царапины. Но теперь так часто ходить в Хамовники не могла – нужно было оплачивать ремонт «мужиков» и кредит за свою разбитую машину, которая уже была в металлоломе. Марина погрузилась в частные уроки и дополнительные занятия в школе. Прибегала на заседания урывками, минут на 20: «Только одним глазком поглядеть на них, убедиться, что живы. Бледные. МБХ что-то какой-то грустный». И убегала.

Она была одной из тех, кто организовал флешмоб у суда в дни оглашения приговора. И хотя боялась, что «придут всего две-три калеки и один Шендерович», пришли полторы тысячи человек…

Ну, а после 14-летнего приговора и интервью Данилкина на Первом канале («Меня ломали, но я не сломался»), Марина окончательно удостоверилась в том, что «настоящие мужики – только в тюрьме».

………………….

…Е. Г. – родственница Сахарова (тетки были родными сестрами), коренная ленинградка, преподает в Санкт-петербургском университете. Генетику. За плечами – 75 лет. Интеллигентка. Профессор. По приезде в Москву на суд («больно на это смотреть») бегает вместе с молодежью из суда по столичным крышам, где пьет красное вино и слушает разговоры молодых. Да и сама рассказывает про свою жизнь так, что дух захватывает. В ее питерской квартире мы – молодежь из суда – всегда будем останавливаться по приезде в Питер. Без всяких стеснений.

Между лекциями в своем университете она иногда занимается вот чем: берет речь известных людей, высказавшихся в поддержку Ходорковского – Ахеджакову, Юрского, Ефремова – делает много экземпляров на своем принтере, распечатывает и разносит по почтовым ящикам своего и ближних районов. А живет она в самом центре Питера – Владимирская, Достоевская, Невский, площадь Пяти углов…

– Клянусь, лично потом проверяла: ни один из жильцов листки не выкинул… – говорила она мне.

Таким «хулиганством» Е. Г. занимается второй раз за свою взрослую жизнь. Первый раз – в 1991-м. Раскидывала по ящикам (у нее одной тогда появился первый принтер – друзья привезли из-за границы) речь Ельцина…

– Было так страшно, я занавесила окна и распечатывала до поздней ночи, а с утра шла и распихивала в магазинах, трамваях. Люди кидались и читали, а я убегала…

Не сумасшедшая, не правозащитница, митингов не выносила и никогда на них не ходила, вечера коротала за чтением диссертаций учеников («разучились писать совсем»), немного одинокая (муж умер, сын жил отдельно), – она радовалась, когда мы приезжали к ней из Москвы. Потому что вечерами можно было говорить только об одном. В университете об этом особо не поговоришь. Некоторые отшатывались, другие наоборот – под ее воздействием посещали Хамовники в Москве, третьим она перестала подавать руку – например 80-летнему профессору, «зло отзывавшемуся о Ходорковском». И еще. Ей было лично стыдно, что Путин «и вся эта шпана» из ее города и университета…

Просила, чтобы институт чаще отправлял ее в Москву на симпозиумы и конференции по генетике. Отпускали. Симпозиумы часто «прогуливала» в пользу Хамовников…

– Знаешь, генетика мне уже неинтересна, – как-то говорила она мне. – Я ей отдала всю себя. Хватит. Для меня сейчас главней вот это… Мне больно и стыдно.

Родственники ее не понимали, иногда подтрунивали.

– Мой сын, его семья, их друзья – хорошие успешные ребята. Но пока в силу возраста живут другой жизнью, другими интересами. Они знают, что где-то там есть Ходорковский и вся его история. Знают, за что его посадили. Но в подробности не вдаются. Это их не отягощает. Я не осуждаю. Молодость…

Глава 35 Он и Платон

– Дьявол кроется в деталях. Так что давайте это проверим еще раз, а то, может, Лахтину опять что-то в глазик попало…

В зале – смех, судья морщится, Лахтину все равно. Так о методах работы прокурора, конечно же, отзывается Платон Лебедев. Ну, а кто еще? Представить в этом амплуа Ходорковского, согласитесь, трудно. Такие разборы полетов, а иногда и похлеще, Лебедев проводил в суде каждый день. Словно на совещании в «МЕНАТЕПе»…

– Дьявол кроется в деталях, – часто о чем-то сосредоточенно думая, повторял он. И в этом весь он, Платон Лебедев. Угодивший в тюрьму на три с половиной месяца раньше Ходорковского. Официально – как подозреваемый в преступлении. Неофициально – и это все понимали – как заложник.