Заключенный 12-мо

За второй побег, когда он оглушил старшую первого блока, я порола его лично, вкладывая в удар почти всю силу. В какой-то момент он отключился – невозможно было остаться в сознании с этой болью, на своей шкуре проверила, – но до того не издал ни звука, искусав губы в мясо.

Забавно, что первая промелькнувшая от новостей мысль была об этих самых едва успевших зажить губах.

В медблок я попала уже после обеда: элементарно закрутилась. Когда я вошла, Рен как раз собачился с медсестрой, отказываясь дать обработать лицо. Выше пояса на нем были только бинты, и я в очередной раз обратила внимание на внушительную мускулистость, которая вкупе с его характером доставляла столько неудобств.

– Спасибо, Милли, – поблагодарила я девушку за заботу. – Отдохни. Я закончу здесь сама.

– Да, командор, – кивнула та и немедленно направилась к выходу, оставив тампоны на тумбочке.

После ее ухода я, не спеша приближаться, внимательно осмотрела 12-МО. Он отвечал мне таким же прямым взглядом, а после с вызовом спросил:

– Нравлюсь?

Пожалуй, чисто физически он действительно нравился мне, как может нравиться кто-то вроде медведя. Близко не подойдешь, а на расстоянии легко восхищаться его смертоносностью.

Майя была права, ему в очередной раз сломали нос и действительно разорвали губу.

– Красавец, – подытожила я с сарказмом. И, наконец, подошла.

– Думаешь, получится? – поднял он бровь, указывая на чашу с тампонами и пинцетом, которую я взяла.

Я присела на край его койки, с внутренним удовольствием отметив, как он напрягся.

– У нас два пути, – пояснила спокойно, – добровольный и насильственный. Твой выбор.

Он стиснул зубы, и кровь из потревоженной раны тут же потекла вниз по подбородку. 12-МО знал, что я не шучу. Выяснил во второй свой побег. Теперь он понимал, почему мои приказы исполняются всегда.

Всегда. Всеми.

Даже головорезами вроде него самого.

Такова сила психокинетика.

***

– А он хорош, – одобрительно хмыкнула Элеонора.

Во дворе проходили тренировочные бои. Когда Рен выразил желание участвовать, его многочисленные недруги на радостях чуть ли не плясали, предвкушая законное избиение, а в результате отхватили сами. То, как он двигался, как действовал, выдавало долгую профессиональную подготовку. Мне очень не нравилось, что такой человек попал на ДиАру.

– Сейчас начнется, – с предвкушением прокомментировала старшая четвертого блока, когда на Рена, занятого очередным противником, вопреки правилам парного боя напали со спины. По ее жесту наблюдатель, уже шагнувший, чтобы вмешаться, остановился.

Я молча смотрела, как Джонсон, обернувшись, одним ударом валит мужика на землю. Как, оттолкнув основного партнера, начинает бить упавшего ногами. Кто-то бросился не то оттаскивать его, не то завалить толпой; Рен с равным пылом дрался со всеми, кто приближался. В эту минуту он казался диким зверем, попавшим в капкан и готовым дорого продать свою свободу. Такая ярость, такое отчаяние не рождаются беспричинно.

– Хватит, – сказала я, и толпа отхлынула. Рен с окровавленным лицом – опять разбили – и сжатыми кулаками остался в центре, тяжело дыша и оглядывая людей вокруг с ненавистью.

Я вздохнула. Превращаться в личную медсестру одного заключенного, будь он хоть трижды самым опасным парнем на острове, не было ни желания, ни времени, но Джонсон отказывался даться в руки медперсоналу, а пустить дело на самотек не дало невовремя проснувшееся сочувствие.

Мне стало жаль его. Рен выглядел так, словно постоянно вел борьбу. С собой или с миром. Постоянно напряженный, взгляд исподлобья, вспыхивает по поводу и без. Я видела, как он работает: на износ, не жалея себя, добиваясь физического изнеможения. Не хотела бы я познакомиться с его внутренними демонами.

– Джонсон, – позвала равнодушно. – За мной.

Его присутствие за спиной царапало сознание. Я взялась анализировать причину и вдруг поняла, что меня волнует его близость. Не как пирокинетика или бойца, в своей способности справиться с ним я не сомневалась, но как мужчины. Сильного, опасного. Притягательного.

Равного.

Рен не испугался, узнав о моем даре. Набычился, заиграл желваками. Словно оценивал шансы и признавал, что придется попотеть.

Я начинала думать, что он в принципе не умеет сдаваться.

– Зачем это? – буркнул он, когда впереди показался медкабинет.

Я остановилась, встала вполоборота. Затормозив позже, он оказался совсем рядом, и мне пришлось запрокинуть голову. Забавно, что, нависая подобным образом и сверля меня хмурым взглядом, Рен – здоровый агрессивный окровавленный мужик – не воспринимался угрозой.

– Ты пачкаешь пол, – сказала ему; по коридору и впрямь тянулась дорожка. – Заходи.

Ноздри шумно раздулись, словно он сдерживался изо всех сил. Не говоря больше ни слова, Рен обогнул меня и скрылся в кабинете. Когда я зашла, он уже вооружился дезинфицирующими средствами и ватными тампонами и склонился над раковиной.