Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Скоро наступят светлые, праздничные дни. Мы будем желать друг другу добра и счастья. Это – мудрая традиция. Вот и я желаю Путину добра и терпимости, чтобы его не боялись, но любили. Пусть не все, но искренне, бескорыстно, и не только собаки. Это и будет его настоящее счастье. А нашу страну мы обустроим сами. Без злобы и зубовного скрежета. Без выдуманных врагов и корыстной «вертикали». Все вместе. Для детей и внуков. Мы сумеем. Мы ведь народ. А она – наша. Россия. Счастья вам, люди[25].

Это один из лучших его текстов. Чистая эмоция на сказанное Путиным. Эмоция, которую он себя впервые позволил публично. На бумаге. У него, правда, будут сомнения – давать или не давать текст в печать. Решился дать. И какое счастье, что решился…

А жене Инне перед приговором скажет: «Готовь вещи». Она вопросов не задаст. Привыкла за семь лет их не задавать. И с этого дня начнет шить робы для зоны, искать нужного размера ботинки на зиму, лето, осень и весну…

Жене Инне перед приговором скажет: «Готовь вещи». Она вопросов не задаст. Привыкла за семь лет их не задавать. И с этого дня начнет шить робы.

Семья была готова ко всему: и к новому приговору, и к новому сроку, и к новому этапу. Он научил их не обольщаться…

– Он просто фаталист, – говорит Инна.

То есть считает, что события в его жизни уже предопределены и изменить эту предопределенность нельзя?.. И это Ходорковский, о котором принято считать, что он человек исключительно практического склада ума, химик, прагматик, рационалист и т. д., и т. п.?..

Фаталист не фаталист, но однозначно – уже совсем другой человек, нежели раньше.

Глава 38 Второй приговор

В ночь на 27 декабря мы почти и не спали. Мы – это я и мои коллеги. В «Газете. ру» появилось то самое известное сообщение о том, что «Накануне оглашения приговора по делу ЮКОСа на судью Данилкина оказывается давление». Говорилось, что Данилкина за два дня до приговора доставляли в Мосгорсуд, что за ним приехали домой «несколько человек в штатском»… Издание ссылалось на источник в силовых структурах, по словам которого в это же время в Мосгорсуде, возможно, находилась Ольга Егорова, а также ожидался «приезд крупного начальства». И якобы от Данилкина желали увидеть подпись под приговором, предусматривающим более жесткое наказание, чем запросило обвинение. И, мол, если Данилкин не согласится, то начало оглашения приговора «будет отложено» «в связи с болезнью судьи»…

И в ту ночь мы все уже не уснули, гадая, что же выберет Данилкин. По телефону не общались, сидели в Скайпах (кажется, их не прослушивают).

– А что ей оставалось еще сказать? – спрашивала моя подруга Марина.

– Ничего не говорила бы, – отвечала я. Мы обсуждали пресс-секретаря Мосгорсуда Усачеву, чей комментарий стоял в конце статьи: «Ольга Александровна Егорова работает в суде 16 лет и хорошо знает особенности судебной системы. Общаться с судьями по делам и вмешиваться в отправление правосудия не только не принято, но и прямо запрещено законом. Тем более в случаях, когда судьи находятся на приговоре. Я призываю Вас не тиражировать слухи непроверенных источников. Цель распространения в СМИ таких мифов – создание нервозного медийного фона… К журналистике такого рода материалы не имеют никакого отношения»…

– Ага, мы так и думали… – переписывались мы. А утром поехали в то самое место, чтобы посмотреть, как мы все нервно смеялись, на «отправление правосудия»…

Судья не заболел. Оглашение заняло четыре дня. В двух словах условно эти четыре дня можно назвать так: «Рассказ о том, как судья Данилкин вместо приговора читал обвинительное заключение Генпрокуратуры». Схема оказалась проста: вместо слова «по данным следствия» вставляешь слово «суд установил»…

Чего уж лукавить – в каждом из нас сидела надежда. Она иногда отдалялась, иногда приближалась, но она была. Все два года нам казалось, что Данилкин может совершить подвиг.