Заключенный

Он притягивает меня ближе. Кажется, он до сих пор мучается из-за раны на моей щеке, что, возможно, должно быть хорошим знаком.

Я сосредотачиваю внимание на деревьях вдалеке, что угодно, кроме его вздымающейся, сильной, с полосами грязи, груди. Сейчас, должно быть, время обеда; я могу судить об этом по наклону солнца.

С близкого расстояния он пахнет потом. Не сосной, не одеколоном, не мускусом, а простым человеческим потом.

— Наклонись.

— Что?? — Я пытаюсь выдернуть запястье из его руки, но он сжимает мои волосы в кулак и толкает мое лицо почти к самой воде. Он брызгает водой на мою щеку, от ледяного холода я зажмуриваю глаза, выплевывая воду из носа и изо рта и пытаясь вывернутся из его рук.

— Боже! — говорю я, когда он отпускает меня. Я пытаюсь отдышаться и протираю глаза.

Он изучает мою рану и одобрительно ворчит, как будто инфекция — это самая большая угроза сейчас.

Он тянет меня за руку.

— Идем.

— Я даже не чувствую ног.

Он хмурится, сдвигая свои темные брови. Затем наклоняется, обвивает мою руку вокруг своей шеи и подхватывает меня на руки.

Я оттягиваю руку обратно, борясь с его удержанием.

— Отпусти меня!

— Так ты хочешь идти? Или же у меня по-прежнему есть .357, я мог бы оставить в тебе несколько дырок, и ты могла бы плыть. Это то, чего ты хочешь?

Я обвиваю рукой его шею, чувствуя себя странно, как будто принимаю участие в собственном пленении. Но, кажется, это лучше, чем альтернативные варианты. «Не борись. Дождись своего шанса».

Наконец, он выходит на берег и опускает меня на землю, покрытую мхом. Я шатаюсь. Он встает на скалистый берег рядом со мной. Вода стремительно течет по его большим, черным ботинкам, его грудь блестит от пота.

— Снимай свои трусики.

Я смотрю на него, как на сумасшедшего. Наверное, он действительно псих за этими темными и красивыми глазами. Под всей этой грубой кожей и мощными мышцами. Он — псих, в самом сексуальном теле, которое я когда-либо видела.

Я молюсь, чтобы он просто шутил надо мной.

Он улыбается, как будто это довольно весело.

— Сделай это, или я сделаю вместо тебя. — Он берет камень, трет им подмышкой, а затем бросает в глубину леса. Затем проделывает то же самое еще с двумя камнями.

— Две секунды, — говорит он, поднимая брови в ожидании. — Сделаю ли я это за тебя? Ты же знаешь, что сделаю.

Мой желудок сжимается, но у меня нет выбора. Дрожащими руками я проникаю под юбку и снимаю трусики. Я кладу их в его протянутую ладонь.

— Спасибо, мисс Уинслоу.

Как будто я только что передала ему карандаш, чтобы закончить задание.

Он бросает их в кусты, затем подхватывает меня на руки и по ручью несет меня обратно в то место, откуда мы пришли. Мое сердце ухает в желудок, когда я понимаю, что он только что сделал, — указал ложный след для поисковых собак.

— У вас такие грязные мысли, мисс Уинслоу, — говорит он, пробираясь по воде.

Вскоре, мы проходим то место, откуда начали наш путь минут десять назад.

— Я стараюсь быть практичным, — продолжает он. — А куда ведут твои гребаные мысли?

Я ненавижу то, что он может читать меня. Я бы хотела читать его.

— Перестань называть меня «мисс Уинслоу».

— Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? — он понижает голос и его темные глаза встречаются с моими. — Эбигейл?

Мой желудок переворачивается, когда я слышу свое имя на его губах, и смотрю в сторону. Когда он произносит «Эбигейл» — это как вторжение в мое личное пространство или что-то вроде этого, но когда он говорит «мисс Уинслоу» — это звучит, как что-то непристойное.

— Я не хочу, чтобы ты вообще как-либо меня называл.

Он фыркает, неся меня вниз по ручью, как жених мог бы переносить невесту через порог. Это ощущается почти нежно. Я должна напомнить себе, что он хладнокровный убийца.

Так почему же он до сих пор не убил меня?

«Береги силы, дождись своего шанса», — так он сказал копу. Интересно, приближается ли мой шанс — безусловно, его ноги слишком онемели, чтобы быстро бежать. И хоть он и не показывает этого, но он должен быть уставшим оттого, что несет меня; его бицепсы выпирают и напрягаются под моим весом. Жилы на его теплой, потной шее пульсируют с каждым шагом. Могу ли я истощить его за весь этот путь? Мне бы хотелось весить в три раза больше. Чтобы подорвать его силу.

Его ноздри раздуваются, пока он идет.

У него простой, прямой нос, который резко контрастирует с красотой его глаз. И он знает, как ужесточить свои черты, чтобы заставить боятся себя. На его щеках лишь тень щетины. Мне приходит на ум, что он, должно быть, побрился для побега, желая выглядеть гладко выбритым.

Некоторое время спустя, он выходит из ручья и опускает меня на землю.

— Поездка окончена, — говорит он, указывая мне через куст терновника. Он хочет, чтобы я шла первой, поэтому я и иду. Такое чувство, что мы идем несколько часов. Мои ноги болят от каблуков. Тысячи мелких веток поранили мои ноги. Мы направляемся вверх по склону вспаханного поля, затем через еще одно, но ни фермера, ни копов на нашем пути. Что ж, они ищут в другом направлении, если вообще ищут.