— Пожалуйста, — говорю я, когда он утыкается мне в шею своим небритым подбородком, достаточно сильно, чтобы оставить следы.
— Я думаю, что ты прячешься здесь. Ты не должна прятаться со мной, — выдыхает он, задирая мою майку.
— Я не прячусь, — говорю я, пытаясь вырваться из его захвата, зная, что в каком-то смысле, это правда. Я не могу позволить ему отвлечь меня. Теперь я умоляю: — Мне нужно сделать это. Мне нужно работать.
— Если бы ты работала, ты бы уже закончила. Почему у тебя занимает целую вечность то, что мы с парнями делали за пару недель?
— Я не знаю!
Я бы не позволила им уйти с оправданиями, и он мне не позволяет.
Он отстраняется и смотрит на меня с подозрением. Затем одной рукой сцепляет мои запястья над головой, и просто срывает с меня рубашку, оголяя мою грудь прохладному бризу. Я чувствую себя слишком открытой, слишком уязвимой.
Я закрываю глаза. Мое сердце бешено колотится.
— Грейсон.
Он накрывает ладонями мою грудь, двигаясь напротив меня, я ощущаю горячее дыхание на своей шее. Я не поддаюсь, но ему все равно. Он запускает пальцы за пояс и находит клитор.
— Грейсон, — отчаянно умоляю я, начиная растворяться в нем.
— Мне нужно тебя трахнуть.
Да.
Я задыхаюсь, когда он резко разворачивает меня. Цепляюсь за край стола, просто чтобы устоять на ногах. Он запускает руку мне под юбку.
Мои трусики шелковые с кружевом. Трусики, бюстгальтеры и нижнее белье приходят на наш анонимный почтовый ящик. Грейсон и его команда очень изобретательные преступники, и никогда не подумаешь, что они жаждут денег, хотя я не знаю, где он находит время, чтобы все это заказывать. Почти каждый день приходит что-то новое. Думаю, когда я сказала, что ему следует окружать себя красивыми вещами, он принял это близко к сердцу.
Я — его красивая вещь, его собственность, и он одевает меня в любой цвет, стиль, ткань, какие только может найти.
Он стягивает мои трусики вниз по моим ногам и бросает клочок дорогой ткани на голый деревянный пол, скользя пальцами вдоль влажности, которая ждет его.
44 глава
Грейсон
Я знаю, что она работает над изменением своей части истории в газете, знаю, что я должен оставить ее одну, но не могу. Я должен трахнуть ее. Это то, что происходит между нами. Она моя, и я могу делать с ней все, что захочу, и я не могу оставить ее одну.
Не могу перестать трахать ее.
Но здесь есть что-то большее: когда я смотрю на нее в библиотеке, такую взволнованную и заведенную, она напоминает мне ту девушку, которую я видел в тюрьме, ожидая возвращения в камеру. Не красивую и умную, какой я знаю ее сейчас, а робкую. Слишком невозмутимую. Которая прячется от всего, как будто она ничего не стоит. Как будто она не может позволить людям увидеть себя.
Если бы я был хорошим человеком, я бы позволил ей прятаться. Я бы позволил ей смотреть в окно на красивый и свободный вид, пока трахаю ее. Ее юбка задрана вверх, обнажая голый зад. Я бы мог оторваться от ее киски и позволить ей вернуться к газете. Но я не хороший человек, и я не позволю ей прятаться. И не важно, что она бы предпочла смотреть на небо, чтобы не столкнуться со мной лицом к лицу. Я разворачиваю ее на столе, хочу видеть ее глаза, когда проникаю в нее. Она мое небо, и я буду смотреть на нее, пока кончаю.
Она немного сопротивляется, и я крепче сжимаю ее. Касаюсь ее так, что это делает ее тело податливым.
— Грейсон…— ее дыхание учащается, и за очками я вижу глаза, полные желания.
Этот взгляд ставит меня на колени. Я склоняюсь перед ней и целую центр ее киски, именно в том месте, где она мокрая и открытая.
Она резко втягивает воздух. Я знаю, что она хочет большего, но она не попросит об этом. Я скольжу языком по ее складкам, изучая, как делаю каждый раз. Она вздрагивает подо мной, дрожа на кончике моего языка. Пока я не облизываю ее клитор. Тогда все ее тело замирает. Она стонет что-то похожее на мое имя. Поэтому я облизываю ее снова и снова, пока не слышу ее совсем четко. Грейсон, пожалуйста, Грейсон, пожалуйста.
— Что тебе нужно, малышка?
Она издает звук измученного животного. Я легонько прикусываю ее клитор. Она должна была знать, что это приближается, но она по-прежнему удивленно вскрикивает. Ей нравится, когда я кусаю ее, причиняя ей легкую боль, — это заставляет ее чувствовать. Ее мать пренебрегала ею, игнорировала, но я — противоположность. Мне все время ее недостаточно, и она об этом знает. Ее крики эхом отзываются по комнате, через открытое окно по разрушенным соседним зданиям.
Мой твердый член упирается в джинсовую ткань. Я освобождаю его, прижимаюсь к ее бедрам, привожу ее в нужное положение, управляю ею. Я всегда двигаю ее тело так, как того хочу. Раньше я ненавидел, когда она называла меня пещерным человеком, но больше нет. Да, я затянул ее за волосы в свою пещеру, и я не отпущу ее.
Я погружаюсь в нее, трахая. Это сладкое облегчение. Она пульсирует вокруг меня, измотанная интенсивностью движений.
Она хнычет.
— Грейсон…