Заключенный

Я так много хочу рассказать о моей матери. Про все те дни, когда я ждала ее, а она никогда не приходила за мной. Про забытые дни рождения, про торт, который она сделала на мой шестой день рождения. Или про пятидолларовую купюру, которую она оставляла мне каждый раз, когда уходила за дозой. Даже когда она оставляла меня и уходила за наркотиками, она хотела, чтобы у меня была еда. Про то, какой у нее был вид, когда мой отчим умирал на полу, наполненный одновременно мольбой и покорностью.

Мои пальцы едва могут угнаться за моими мыслями, и очень скоро половина книги написана. Однажды, лежа в постели, я прочитала несколько фрагментов Грейсону. Это ощущается странно, но одновременно хорошо.

— Это потрясающе, — говорит он.

— Ты непривередливая аудитория.

Он хватает меня за волосы и заставляет взглянуть ему в глаза.

— Чертовски замечательно.

Я улыбаюсь.

— Помнишь вводную историю, которую ты написала для газеты?

Я киваю.

— Это была полная фигня, — говорит он.

— Что? — Я ударяю его по здоровому плечу, и он хватает мое запястье, переворачивая меня и прижимая под себя.

— Полное дерьмо. Какая-то чушь о занятиях в колледже.

Я смотрю вверх на него, чувствуя себя такой совершенно беспомощной и закрытой. Думаю, я никогда от него не устану.

— Газета была для заключенных.

Улыбка появляется на его губах.

— А кем, по-твоему, ты являешься? Я удерживаю тебя здесь. Ты не можешь уйти.

Он достаточно самодовольный, чтобы заставлять меня иногда ненавидеть его. Но он прав в одном. Я одна из них. Не только потому, что я здесь, с Грейсоном. Я тоже была в тюрьме, даже если Грейсон вытащил меня оттуда.

— Это была долбаная зарисовка, — продолжает он, терзая меня. — Ты заставляешь всех нас надрывать животы, а сама пишешь о том, что не можешь решить, что тебе надеть на занятие.

— Прости, — говорю я. Я раздражена, потому что знаю, что он прав.

— Ты должна изменить это.

— Что? Это уже опубликовано. На сайте. Я не могу просто войти и изменить это. Даже если бы хотела, у меня нет паролей.

— Нокс может взломать его.

— Ты серьезно?

— Это шанс опубликовать историю, настоящий историю, я имею в виду, — говорит он. — Я думаю, все всегда вело к этому. Ты преподаешь в том классе. Ты появилась не просто для того, чтобы учить нас. Тебе нужно было научиться этому от нас.

Самодовольный.

Хотя, я не ненавижу его. Я люблю его. И мне нравится эта идея.

— Ты хочешь сделать это, — говорит он. — Я уверен.

Это больше, чем желание сделать это. Как будто я всегда нуждалась в том, чтобы рассказать свою историю, точно так же, как это нужно было тем заключенным. Но я никогда не могла никому открыться. Только когда я была в заложниках под дулом пистолета, моя история начала выплескиваться наружу.

Но то был Грейсон. А это будет публичное признание. Я беру в руки книгу, которую он дал мне.

— Я должна выбрать что-то одно из того, что я здесь написала. И красиво это оформить.

— Так сделай это.

Мысль не оставляет меня на протяжении следующих нескольких дней. Нокс даже добывает для меня пароль, он может делать такие вещи.

Сразу после того, как они вытащили меня из тюремного транспорта, они сделали так, чтобы я смогла написать Эстер, что со мной все в порядке, и чтобы при этом мое письмо не могли отследить. Возможно, если я изменю мою историю в журнале, чтобы быть честной, как парни, то я снова попрошу его помочь мне написать ей. Анонимно, чтобы никто не смог отследить. Проблема — найти кусочек, нужный момента, чтобы его довести его до идеала. Один кажется слишком многословным, другой неправильным. Один ощущается слишком болезненным, другой недостаточно правдивым. Ни один из них не подходит. Я не знаю, почему не могу найти подходящий. Может быть, я боюсь.

Недели проходят, я сижу за столом напротив окна, откладывая еще одну зарисовку, когда в комнату входит Грейсон. Его особый взгляд, и я знаю, что это. Он — сила природы, торнадо, еще немного, и меня собьет с ног.

— Прошло шесть недель, — говорит он, и его голос обманчиво спокоен.

— Я знаю. Знаю.

Грубыми властными движениями он хватает волосы из моего пучка на голове. Мое сердце бешено колотится, когда он заправляет их мне за плечи. Я закрываю глаза и позволяю ему расположить меня так, как ему нравится.

Он заводится, когда я делаю что либо, что выглядит по-ученому.

На мне новые очки. Я не должна была снимать их, когда услышала, что он подходит ко мне. Я пытаюсь работать.

— Я не понимаю, как можно так долго, — рычит он.

Сглатываю. Я тоже не понимаю.

— Ты заполнила все те страницы, и ничего не можешь использовать?

— Ничего из этого не кажется правильным.

Он перебирает рукой мои волосы.

— Нет, — говорю я.

— Что нет? — Со злым блеском в глазах он оттаскивает меня от моей клавиатуры. Это больно.

— Мне нужно работать, — шепчу я. Знаю, что мой ответ — неправильный. Я работала над этим, но я не закончила.

Он вжимает меня в стену. Воздух покидает мои легкие. Грейсон смотрит мне в глаза, прокладывая путь пальцами вниз по моей шее, горлу, контролируя даже мой взгляд.