Заключительный период

Лоция не обманула ни разу. На всем протяжении. Мне не понадобилась даже помощь бинокля. Бывшая колокольня возвышалась над спокойными водами хранилища. Она была похожа на огромный коренной зуб, всеми четырьмя корнями вцепившийся в челюсть. Я попытался рассмотреть, остался ли на колокольне колокол или нет, но затем отказался от своих попыток. Я думаю, что колокол, скорее всего, исчез задолго до тотального затопления окрестных пространств ввиду непрекращающегося дефицита цветных металлов. А может быть, и дефицита веры.

Кто бы и что ни говорил, в этом была какая-то загадка. В том, как быстро и безвозвратно рухнуло православие в одной из самых православных стран. Другого такого же примера я не нашел в истории. Католичество оказалось не в пример более жизнеспособным — феномен, объяснение которому хотелось бы услышать.

Лорд-канцлер М., о котором Чижов должен был некогда написать роман, был, к примеру, ревностным католиком. Настолько, что вера эта оказалась для него дороже собственной жизни. А ведь речь в его случае шла даже не об отречении, а чисто теоретических вопросах, над которыми любой человек сегодняшнего дня не стал бы даже задумываться. К примеру — умирать или не умирать за догмат о непогрешимости папы римского. Может быть, и роман о лорде-канцлере, оказавшемся одновременно и предтечей коммунизма, и католическим святым, Чижов не написал именно потому, что не мог объяснить самому себе, чем руководствуется человек, выбирающий смерть в качестве альтернативы отказа от религиозных убеждений.

Гражданское мужество в двадцатом веке, похоже, было вещью еще более редкой, чем в шестнадцатом. Так или иначе, Чижов не нашел ключа к этой загадке. Возможно, ему не хватало сообразительности; не исключено, что он был излишне самоуверен там, где речь шла о вопросах веры. Как и все его поколение, он был воспитан в духе воинствующего, с оттенком невежества, атеизма, он твердо знал, ибо ему сказали об этом, что бога нет, и это вполне его устраивало — так же, как, похоже, и остальных. Он даже ощущал нечто вроде жалости к сотням миллионов верующих в разных концах света, которые до сих пор не додумались до такой простой вещи, и ему было совершенно непонятно, какое место в душах этих людей может занимать вера. Бога нет — и этим все было сказано, с наступлением эпохи атеизма это место освобождалось. Конечно, можно было бы задуматься, чем заполнилось таким образом освободившееся место, ведь ясно, что оно чем-то заполнилось, но Чижов над этим не задумывался. Да и он ли один.

И все-таки похоже было, что религия не являлась необходимым элементом человеческой жизни, если другие миллионы человек обходились без этого элемента.

Король английский, в свое время казнивший своего лорда-канцлера М., был поначалу ревностным католиком и богословом, получившим от самого римского папы титул «защитника веры». Но как только выяснилось, что папа отказывается расторгнуть брак вышеупомянутого короля и тот не может посему жениться на фрейлине своей жены (ее звали Анна Болейн), король почувствовал решительное отвращение к католицизму. И провозгласил себя духовным вождем английского народа. Что было вполне естественно, считал он, ибо кто распоряжается телами своих подданных, тот распоряжается и их бессмертной душой. Это было очевидно, и вся Англия признала весомость этих доказательств короля.

Кроме нескольких упрямцев. Епископа Фишера, например.

Или лорда-канцлера М.

Он отказался признать за королем Англии право на души англичан. На тела — сколько угодно, а на души — нет.

Чижов вполне понимал негодование и без того вспыльчивого короля. Подставляя себя на его место, он негодовал бы точно так же. Затем попытался поставить себя на место лорда-канцлера и попытаться понять, в чем тут был камень преткновенья.

Но ничего не понял. Как же он мог писать об этом?

Он увидел здесь простое упорство.

Это полностью совпадало с точкой зрения короля..