Заключительный период

— М-м-м, — замычал Зубов. — Восемьдесят один, и все еще интересно? Ну, дед, молодец. Тогда расскажу. Об-бязательно расскажу. Хочешь, прочитаю тебе сейчас полный курс строительства автомобильных дорог. Будешь ты у меня самым образованным по этой части стариком по всей Северной Двине. Да, дороги наши…

И Зубов в отчаянье махнул рукой. Чисто инстинктивно повторил он жест, который каждую минуту по всей стране делают тысячи шоферов, глядя на колеса машин, безнадежно увязших в жирной, чавкающей, липкой, засасывающей грязи, будь то глина или суглинок. Бешено вращаются колеса, грязь тысячами брызг летит во все стороны, застывая на плаще, на лице, на шее, на сапогах. Из перегретого мотора валит дым, машина содрогается от желания выползти наверх. Летят под колеса валежник и доски, а часто и последний ватник, и все это вминается, втирается, вкручивается в грязь, и все напрасно. Вот тогда шофер выключит мотор, выйдет из кабины, посмотрит, размажет по потному лицу холодную грязь и махнет в отчаянье рукой: ах, мать-перемать, пропади ты все пропадом — и собачья шоферская жизнь, и поганые эти дороги. Сядет бедняга на откос, достанет смятую-перемятую папиросу, послюнит ее, починит, чиркнет спичкой и пустит в нахмуренное небо сизый табачный дымок. Посидит-посидит — потом сорвется с места как шалый, достанет из-под сиденья топор, нарубит кустов или молоденьких деревьев — и снова в бой, до десятого пота, до испарины или до того времени, как собрат-шофер не подаст руку помощи. Шоферы! Немало среди них настоящих героев нашего времени. О них редко пишут в газетах, и фотографий шоферских что-то не видно на первых полосах. Но они — герои… И если дороги — это жилы земли, то шоферы с их машинами, с грузами, со всеми этими бочками, ящиками, контейнерами, цистернами, с лесом, хлебом, овощами, запчастями, с молоком и бензином, с цементом, кирпичом и блоками домов — все это кровь земли, текущая по ее жилам, то, без чего невозможна сама жизнь.

Но для того чтобы началась эта жизнь, чтобы ожили глухие, пустынные места, еще задолго до шоферов с их машинами должны прийти в эти места другие люди. Такие, как Зубов, его товарищи. Они должны прийти и пробить трассы тех дорог, которые свяжут любой, самый далекий край с жизнью всей страны. Вот для чего нужна работа Зубова.

Он и раньше все это знал, конечно, но сейчас, лежа на жесткой полке допотопного пароходика и ведя разговор со странным стариком, похожим на гнома, понял все это по-новому, яснее, чем прежде. Да, работа у него нелегкая, и надоедает так жить: вдали от городов, от привычного уклада, от близких, все время в походе. Иногда это становится невмоготу. Зато знаешь, видишь, как нужна твоя работа стране, людям.

Кто может сказать, что ждет Зубова?.. Постойте, как же это так? А любовь Марины, а жизнь с Мариной? Марина его ждет, его любимая! От одного этого имени мрак рассеялся, стало тепло на душе. А он еще роптал! Да это же просто кощунство! Ведь именно дороги — будущие дороги, глухие трассы — они и привели его к Марине. Не будь их… Это ли не награда за все? И это, вероятно, лишь проявление высшей справедливости: кто идет своим путем, невзирая ни на что и не надеясь на награду, — тот и получает ее, рано или поздно. Он пытался представить себе ее узкое смуглое любимое лицо…

Надо перевести дух. И вот он уже вроде бы успокоился. Продолжает себе разговор со стариком Анциферовым Козьмой Петровичем, восьмидесяти одного года от роду. А тот заснул. Ну, в его годы это простительно.

Зубов не сразу заметил, что говорит и говорит, не встречая уже ни возражений, ни реплик.

Но старик мирно спал, и Зубову пришлось продолжать свои мечтания молча. Взору его представлялась огромная страна, опоясанная серыми полосами широких дорог, по которым текут бесконечные реки машин. И видение прекрасной этой земли стояло перед ним до тех пор, пока не уронил он голову на выгоревший, повидавший виды рюкзак. Спал он крепко и не видел, как первый нетеплый осенний луч, пробравшийся в каюту через иллюминатор, играл золотыми пылинками.

Никто не ходит теперь за околицу, да и у окошка, подпершись, не сидит, ожидая желанного дружка. Причина этому, наверно, недостаток времени, а не слабость чувств. Недосуг пялить глаза в белый свет. Чувства надо сдерживать, нельзя давать им волю над собой. Вон и кино было с подходящим названием: «Когда чувства побеждают рассудок». Ничего хорошего, как можно было догадаться еще по афише, из этого не вышло, одна беда. Вывод напрашивается сам собой: надо работать! Работай побольше, вот и незачем будет забивать голову всякой чепухой.