Как я только себя помню, я жалел, что наша земля так мала. Я завидовал другим большим планетам. С жалостью смотрел я, как исчезают, тая, словно снег на солнце, белые пятна, означающие на картах неисследованные края. Нет уже ничего, что могло бы поразить дух человека; все уже известно, кроме двух противоположных полюсов, которые, в сущности, являются лишь точками, без особых характерных черт, только математическими точками.
Вспоминается мне, как во время долгих гренландских вечеров говорил я об этом с Фелисьеном, и как веселый француз махнул рукою и с иронией произнес:
– О, ты прав! Все описано, все открыто! Бедные фантастические писатели: не остается им, если они хотят жить, ничего больше, как открыть какую-нибудь новую «Лапуту» добряка Свифта, повешенную где-нибудь в воздухе!
Но не смею дальше отклоняться от рассказа.
– Самые смелые экспедиции, – сказал Снеедорф, поставив бокал и указывая на карту Гренландии, – самые смелые экспедиции для исследования внутренних частей этих датских владений произвели иностранцы. Неудачные, примитивные экспедиции Делягера и Иенсена едва ли заслуживают упоминания. В 1883 году был здесь швед Норденшельд; в 1886 году – англичанин Пири; в 1888 году – знаменитый норвежец Нансен; в 1893 году – опять Пири. Но где же тут датчане? Нужно этот недостаток заполнить; я хочу вписать сюда свое имя. Я остановился в Годгаабе, чтобы пополнить запасы угля и провизии.
Присутствующие датчане были тронуты. Мы поднялись с пожеланиями успеха. Фелисьен поднял бокал и, против своего обыкновения, молча пригласил выпить здравицу. И мы выпили серьезно, с глубоким чувством.
Вскоре беседа сделалась сердечной и веселой, но вдруг Снеедорф, задумавшись во время разговора с директором, неожиданно спросил:
– Вы, господа, конечно слышали об одной русской в Упернивике?
Мы все сразу замолкли от изумления. Фелисьен вылетел в полном смысле этого слова из своего кресла.
– О Надежде Головиной? – воскликнул он.
Снеедорф созерцал неожиданное действие своего вопроса. Его спокойные глаза постепенно разгорелись, и он кивнул капитану. Нильс Киркегор, все так же молча улыбаясь, вынул из объемистого кармана своего сюртука старую коробку из-под консервов. Он медленно открыл ее и, к нашему величайшему удивлению, вынул из нее листок, точка в точку похожий на полученный нами в сочельник.
– Выловили мы ее, – сказал Нильс Киркегор, – на широте Фискернеза. Она была принесена безусловно с севера.
– Это, без сомнения, самые удивительные сведения, которые кто-либо и когда-либо вылавливал в море, – спокойно сказал Снеедорф.
Он предложил нам познакомиться с содержанием записки. Содержала она опять два столбца мелкого письма на русском и французском языках:
При этом никакой подписи, ни даты, ни слова пояснения.
Фелисьен Боанэ уронил столик, подскочил к библиотеке и бросил на стол объемистый атлас.
Директор нашел нашу записку и в нескольких словах объяснил дело нашему гостю. У нас была и широта, и долгота. Оставалось только найти на карте пункт, где пересекаются обе линии.
– Но это ужасно, это ужасно! – кричал Фелисьен, когда это было сделано. – Отвратительная мистификация. Видел ли кто-нибудь коробку, брошенную в море среди покрытой льдом равнины? Гнусная мистификация!
Что все мы были взволнованы, в этом надо сознаться. Все, кроме Снеедорфа. А Нильс Киркегор около него улыбался своей постоянной беззвучной улыбкой.
– В Упернивике, – сказал старик, – узнаем больше. А потом, – продолжал он с постепенно усиливающимся ударением, – если окажется, что это не дело скверного остроумца, потом мы увидим…
Какое-то намерение созрело в эту минуту в его голове.
III
«Gorm den Gamle» – великолепное судно, прочно построенное, с применением всего опыта последних полярных путешествий. Шкуна невелика, так как многочисленные экспедиции уже давно доказали, что судно малого размера неоценимо в северных морях.
«Gorm den Gamle» построен по шотландской модели: ширина и длина в отношении 1: 5,26. На постройку шли лишь белый дуб, орегонская и желтая сосна. Стальные плиты должны были защищать бока при ударах льдин. Паровая машина – Компаунд в тысячу лошадиных сил – вращала массивный тяжелый вал с винтом в 11 футов в диаметре на конце его. Грузоспособность судна – 1.500 тонн.
Судовая команда превосходна. Выбор ее служит к чести Нильса Киркегора: веселый, отважный народ, уже много раз побывавший в тяжелых полярных экспедициях. А тут идет ведь дело только о том, чтобы проникнуть самое дальнее до эскимосской станции Tessiusack. Само собою понятно, что раньше мы сделаем остановку в Упернивике. Там мы разлучимся с нашим ласковым хозяином.
А теперь мы плывем на всех парах к северу, и храбрый «Gorm den Gamle» час за часом сокращает расстояние в пространстве и времени от разрешения загадки. Собственно, путешествие немного рановато для весны, и путь более труден, но для успеха экспедиции прямо-таки необходимо достигнуть цели в апреле или первой половине мая, так как позже, в полный разгар полярного лета, путешествие по материковому льду встретило бы, пожалуй, непреодолимые препятствия.