Заколдованные леса

— Ну, не сразу, потому что сначала тебе придется сесть, и я часок-другой отдохну у тебя на голове, — распорядилась одна из стражниц. Хочешь не хочешь, а Симби села, и она (стражница) взгромоздилась ей на голову, чтобы отдохнуть в свое полное удовольствие. И Симби все еще служила сиденьем, когда одна из младших рабынь принесла ей полусырую пищу — для пропитания. Но она (Симби) не смогла подкрепиться, служа сиденьем тяжелой стражнице. Хотя и не ела с тех самых пор, как ее похитил на перекрестке Дого.

А стражница, убедившись, что Симби не ест, безжалостно приказала младшей рабыне бить ее за отказ подкреплять свои силы, и та избила Симби до полусмерти, пока она (отдыхающая стражница) по-прежнему восседала у Симби на голове.

— Эх! Предостерегала же меня моя матушка от попытки познать бедность и бедствия! — мучительно возопила под ударами Симби.

— Ах, предостерегала? — вскричали некоторые рабыни. — Так позволь тебе намекнуть, что настоящих бедствий ты даже еще и не видела! Мы пока только забавляемся с тобой, будто ты благородная дама!

— Да, я непременно здесь умру! — услышавши их слова, воскликнула Симби. И она беспрестанно покрывалась испариной от тяжелого бремени на своей голове.

Жители в этом городе никогда не пели. Даже барабанить, смеяться, шутить и радоваться жизни там запрещалось. Под страхом смерти для всякого горожанина. Потому что их боги не любили веселья.

На следующее утро Симби отправили работать на ферму с остальными рабынями. Они работали от рассвета до темноты. Но уже за несколько первых минут ладони Симби вспухли и посинели, так что ей было мучительно трудно даже притронуться к любому предмету. Она ведь с самого своего рожденья никогда не работала, а только пела.

— Очень уж ты ленивая, Симби, — вот что твердили ей постоянно рабыни, карая с помощью всевозможных лишений.

Однажды ночью, когда она поняла, что если ее заставят работать по-прежнему — вровень с другими — хоть день или два, то ей предстоит в скором времени умереть, она принялась размышлять про себя, чем умилостивить остальных рабынь. И вот, по умению замечательно петь — до встречи с Дого на перекрестке дорог, — ей припомнилась на исходе ночи одна из ее продолжительных песен, и она репетировала ее в уме с мыслью спеть поутру рабыням, пока не забрезжил утренний свет. Хотя никаким развлечениям и проч. предаваться в том городе было нельзя; но Симби тогда про это не знала.

Едва чуть забрезжил утренний свет, Симби сразу же начала свою песню. Она начала свою песню и пела, пока не проснулись другие рабыни, и сам хозяин со всем семейством, и многие люди из прилежащей округи.

Услышавши своевольное пение Симби, хозяин свирепо помчался к рабам, чтобы немедленно прекратить их песню. По несчастной случайности, когда он примчался, он споткнулся о пень, а споткнувшись, упал, а упавши, мгновенно и сломя голову умер. Как только известие про случай с хозяином дошло до его домашних и домочадцев, они прибежали на место смерти.

А увидевши, что он распростерт на земле — мертво и бездыханно, — разом вскричали:

— Э-хе-хе! Симби, ты же убила своего хозяина!

— Ничего подобного! Это вовсе не я его убила! — воскликнула Симби.

— Именно ты! Убила своевольной песней! — гневно вопили родственники хозяина.

И тут же один из них предложил:

— Давайте-ка прямо сразу прибьем ее дубиной до смерти во имя суровой мести за преступление!

— Э, нет, не надо прямо сразу до смерти. Если мы прибьем ее сразу до смерти, она не познает настоящего отмщения. Я предлагаю проткнуть ее сердце острым ножом и не вынимать его, пока она не умрет в нескончаемых муках, — мстительно отозвался другой из родственников.

— А по-моему, это тоже будет ей слишком легко. Нет, надо сделать крепкий гроб из толстых досок. Мы положим ее туда живую и пригвоздим сверху крышку. Потом отнесем гроб на берег и бросим в речку. Он поплывет вниз по течению, а она примет в нем самую медленную смерть от бедственных мучений, — предложил третий.

— Прекрасно! Мы согласны с твоим предложением! — воскликнули все остальные родственники.

Через час принесли сколоченный гроб. Симби одели в три одеяния, которые до смерти принадлежали ее хозяину, голову ей приплюснули хозяйской шапкой, на левое плечо повесили меч, в левую руку всунули палку, на которую хозяин опирался, когда ходил, а в правую заставили взять ружье — тоже хозяйское, но под названием «охотничье».

После этого родичи покойного богача положили в его просторный ларец для джу-джу курительную трубку с табачными листьями — для курева по пути на небо и в небе, — бритвенный нож для бритья и деньги. (Этот ларец с деньгами и проч. висел у Симби на правом плече.) А потом зарезали курицу и козла, собрали миски, горшки и проч., пальмовое масло, перец и соль, чтобы богач не нуждался на небесах, и все припасы уложили в гроб. Как только приготовления были закончены, родственники хозяина объявили Симби: