Заколдованный круг

Ховард был ошеломлен. Он знал, что Антон его недолюбливает, он оказал бедняге слишком много услуг. Но такая ненависть…

Для Ховарда не было тайной, что Антон влюблен в Рённев. Ховард и не думал, что тот способен на такое чувство. В одно мгновенье Ховард понял и похолодел от этой мысли: Антон думает, что он, Ховард, убил Рённев.

Пока ожидали Гуру, Ховарду дали слово для дополнительного объяснения.

Он хорошо помнит, сказал он, что в тот вечер разговаривал с Кьерсти. До него дошли всякие кривотолки. И он считал разумным, чтобы Кьерсти уехала на время, пока сплетни не затихнут сами собой. Он предложил ей, что на следующий день съездит на Завод и попросит заводчика взять ее либо на кухню, где она научится стряпать, либо горничной, чтобы она подучилась получше управляться в доме.

Выяснилось, что Кьерсти и сама слышала кое-какие сплетни и переживала все в себе, не осмеливаясь заговорить с Ховардом, и, поняв, что он хочет помочь ей на время уехать, из чистой благодарности обняла его за шею. О каких-то затянувшихся объятиях, о которых говорил Антон, и речи быть не могло. И уж тем более не может быть и речи о том, что после они с Кьерсти пошли в его комнату. Он уверен, Гуру подтвердит его слова. Это ведь происходило совсем недавно, и Гуру много раз говорила ему, что, чувствуя свою ответственность, всегда последней в доме отправляется на покой.

Обвинитель очень любезно спросил, было ли для него новостью, что Кьерсти страдает. Ховард ответил, что он это знал. Но до того вечера не предполагал, что ей так тяжко.

— После смерти Рённев нам обоим — Кьерсти и мне — было тяжко в Ульстаде. Нам казалось, что дом без нее опустел. Кьерсти хотела уехать. Я сам присматривал себе какой-нибудь хутор: я же знаю, что после замужества Кьерсти получит Ульстад по наследству.

Ховард говорил и говорил, прекрасно понимая, что своими объяснениями не приносит пользы ни Кьерсти, ни самому себе.

Когда он произнес, что им с Кьерсти тяжко в Ульстаде, он словно почувствовал мысли окружающих, колючие, как холодный ветер. Ах так, им, видите ли, тяжко? Не слишком ли много они требуют, когда хотят жить припеваючи на той кухне, где убили Рённев…

Приличная и в строгости воспитанная молодая девушка из хорошей семьи, какой была Кьерсти, не станет обниматься с мужчиной, тем более со своим отчимом, хоть бы он и обещал ей помочь. Не в крестьянских это обычаях, и все сидящие в зале прекрасно это знали. Объяснение Ховарда было шито белыми нитками. За судейским столом все понимали, что в лучшем случае он о чем-то умалчивает.

Долго и тщательно обсуждали они свидетельские показания Антона. Гуру, которая произвела на них хорошее впечатление, отвечала суду, что она никогда не ложится спать, пока не убедится, что все разошлись по своим комнатам. Вечер, о котором идет речь, она очень хорошо помнит, она слышала, как Ховард и Кьерсти долго разговаривали после ужина. Потом Кьерсти поднялась наверх. А Ховард отправился в конюшню, как он всегда делал перед сном, а вернувшись, пошел к себе в комнату. В Ульстаде, как в любом старом доме, все слышно, а слух у нее хороший. Впрочем, она и спит очень чутко. Даже посреди ночи просыпается, если Кьерсти ворочается в постели.

Так-то оно так. Но Кьерсти ведь обнимала Ховарда!

В качестве свидетеля по его собственной просьбе появился Аннерс Ульсен Флатебю.

Ховард подумал: «А этот-то что может рассказать?»

Но Аннерс смог рассказать поразительные вещи.

В течение сентября месяца он, Аннерс Флатебю, часто встречался с обвиняемым Ховардом Ермюннсеном. Он бы даже сказал — совещался. И дважды во время этих разговоров Ховард намекал: что-то должно случиться. Мы, мол, с Рённев долго не проживем под одной крышей.

Аннерса так поразило это высказывание, что он запомнил каждое слово.

После этого свидетельского показания судья продиктовал в протокол следующее: